Падение Аккона

Шрёдер Райнер М.

— Мой господин вон там, в пустом стойле, — озабоченно сказал Арчибальд. — Но не спрашивайте, что он делает в этом тёмном углу. Знаю только, что он давно сидит там с мрачным лицом на корточках перед великолепным мечом, подобных которому я не видел. Я пытался о чем-то спросить его, но он грубо оборвал меня на полуслове и вышвырнул из стойла.

Он даже пригрозил избить меня, если я ещё раз его потревожу. За все годы, которые я провёл у него на службе, он ни разу так не поступал. Готов поспорить на мой лучший скребок: что-то с ним неладно!

— Он определённо не отдавал себе отчёта в том, что говорил и делал, — заверил его Герольт, понимавший, что могло

угнетать и раздражать его друга. — Он думал об очень важных вещах, о которых не мог говорить. Это очень личное дело. Так что сосредоточься на работе. Я пойду, проверю его.

Герольт прошёл в конец конюшни и распахнул дверцу последнего денника.

— Да исчезни же, не то… — тут же зарокотал бас Мак-Айвора где-то в полутьме. Но, увидев того, кто к нему пришёл, шотландец оборвал себя на полуслове. Его голос прозвучал немного дружелюбнее, когда он спросил:

— Герольт, будь так любезен, оставь меня ещё ненадолго.

— Капитан Рауль известил нас, что великий магистр желает срочно нас видеть. Всех четверых. Наверное, аббат говорил с ним, — предположил Герольт. — Мы уже чуть ли не весь Аккон обошли, разыскивая тебя.

— Пусть подождёт, — хладнокровно проговорил Мак-Айвор, сидевший на охапке сена. На коленях великана лежал обнажённый меч, сделавший его хранителем Грааля. Он задумчиво поглаживал тамплиерский крест. Однако, на лице его отражалось не восхищение, которое можно было ожидать, а уныние и внутренняя боль.

Герольт подошел к Мак-Айвору и сел рядом с ним. Помочь товарищу, которого он ещё никогда не видел в таком мрачном расположении духа, казалось ему важнее, чем все остальное.

— Хочешь поговорить? — спросил он.

— О чём я должен говорить? — насупился Мак-Айвор.

— О том, что мы вчера пережили. Не знаю, как ты, но я почти не спал, настолько был взволнован. А когда все же ненадолго уснул, видел страшный сон, — признался Герольт. — И, если честно, я испугался. Я чуть не пожалел о том, что мне удалось вытащить меч из скалы. Аккон — накануне захвата мамелюками. А я должен быть одним из тех, кому поручена охрана Святого Грааля. О Господи!

Мак-Айвор невесело усмехнулся.

— А я так вообще все это время провёл как в кошмарном сне. Но не это меня пугает… правда, не это.

— Так что случилось? Или ты не доверяешь мне? Друг за друга в верности и чести — мы дали такую клятву. Эта клятва для меня священна, и я готов отдать жизнь и за тебя, и за других. Разве не должны мы поэтому откровенно и обо всем говорить друг с другом?

Шотландец поднял голову и молча посмотрел на него — так, будто колебался: должен ли он честно ответить?

— Клятва свята и для меня, Герольт! — убеждённо произнёс он. — Но мне… мне очень трудно говорить о том, что произошло в этот же день ровно десять лет назад… Точнее, о мерзости, которую я совершил в тот день.

Герольт понимал, что разумнее не задавать вопросов, а подождать, когда его друг продолжит говорить.

— Я прекрасно жил в Лох-Коннели, в Шотландии, в замке своего отца. Я был единственным сыном и его любимчиком, которому он однажды должен был передать наследство, — заговорил наконец Мак-Айвор. — Я имел все, что только мог пожелать, пока однажды не влюбился в дочь нового арендатора.

Герольт вздохнул, но ничего не сказал.

— Её звали Аннот. И она была самым прекрасным созданием, которое я когда-либо видел. Мне только исполнилось семнадцать, и я не мог думать ни о ком, кроме неё. Я добивался её расположения, и через несколько месяцев мне удалось завоевать её сердце. Она постоянно пыталась образумить

меня, говоря, что наша любовь не имеет будущего, и что своим упорством я подвергаю её семью опасности. Конечно, я знал, что мой отец никогда не согласится на союз с дочерью бедного арендатора и что Аннот вместе с семьёй будет изгнана из нашей земли, как только отец узнает о нашей любви. Я должен был жениться на Элен Балфур, дочери нашего соседа. Наши семьи давно связывала дружба, и этот брак должен был сделать её ещё прочнее. С Элен мы давно были помолвлены. С её старшим братом Малкольмом мы выросли вместе, и он был моим лучшим другом. Как и все, Малкольм считал, что ему суждено стать моим шурином. Но мне пришлось убедиться, что наша дружба и моё счастье значат для него гораздо меньше, чем доброе имя сестры и возможность увеличить силу их рода через наш брак. Ведь родив меня, мать больше не могла рожать детей.

Мак-Айвор помолчал, мрачно глядя перед собой.

— Какой-то ветер донёс до Малкольма известие о нашей тайной любви. Во всяком случае, он нас выследил и нашёл наше убежище. Он подслушивал нас и подсматривал за нами. Он также узнал, что я думаю о бегстве из Шотландии вместе с Аннот. Я настолько обезумел от любви к ней, что был готов на любую жертву и на любой риск. Однако Аннот медлила с согласием. И на то были причины.

— Так и произошла трагедия, — проворчал Герольт. Нетрудно было представить продолжение этой истории. — Твой друг Малкольм не одобрил любви и выдал вас, не так ли?

Мак-Айвор покачал головой.

— Это я ему, возможно, и простил бы. Нет, он поступил гораздо хуже. — Ненависть и отвращение сквозили в его голосе, который понизился почти до шёпота. — Он стал преследовать Аннот. Подарками и обещаниями он пытался добиться её расположения и… уступить ему.

— Какой подлец! — вырвалось у Герольта.

Мак-Айвор мрачно усмехнулся.

— Малкольм с детства был заносчивым и самовлюблённым. Он был склонен к жестокости. Но я не мог представить, чтобы он оказался способным на такую низость. Напрасно позже он уверял меня, что Аннот была простой легкомысленной девчонкой, готовой отдаться любому мужчине благородного происхождения. Аннот была другой. Она любила меня и была чиста во всех отношениях. И однажды Малкольм овладел ею силой и лишил невинности. Я долго и не догадывался о том, что сделал с ней Малкольм. Я просто не понимал, почему с какого-то момента она стала избегать меня и не хотела со мной говорить. Я даже усомнился в её любви. Я злился на неё. Мне казалось, что она больше не верит в мою способность защитить её и не хочет вместе со мной искать дорогу к счастью, которого мы добились бы вопреки всему и которого мы так страстно желали. Горькая же правда заключалась в том, что я действительно не смог защитить её — даже от своего лучшего друга. Она хранила свою тайну больше двух месяцев. Пока однажды вечером, перед её смертью, я не узнал, что сделал с ней Малкольм.

Герольт, ошеломлённый последней фразой Мак-Айвора, взглянул на него:

— Она забеременела от него и лишила себя жизни, потому что не могла вынести позора?

— Да, она утопилась. Потому что ей легче было умереть, — сказал Мак-Айвор и отвернулся. Он с трудом сдерживал чувства. — Я и сегодня виню себя в этом.

— Но ты не мог знать, что она собиралась сделать, — возразил Герольт.

— Я знал её гордость и видел безнадёжное отчаяние в её глазах, — тихо ответил Мак-Айвор. — Я мог бы не отпускать её, а остаться с ней и рискнуть всем, что у меня было. Но слепая ненависть к Малкольму и жажда мести оказались сильнее.