Падение царского режима. Том 4

Щеголев Павел Елисеевич

Как только Штюрмер был назначен, то он попросил меня к себе, принял меня самым любезным образом, расцеловался, поблагодарил меня за проявленное мною благожелательное отношение к его назначению, просил меня неослабно держать его в курсе всех получаемых мною сведений как служебного характера, так и частных, представлять ему данные о думских настроениях, продолжать политику доброжелательства к Распутину, одобрил меры, принятые мною в отношении охраны Распутина и в предупреждение возможности публичных его выступлений заявил, что с владыкой, А. А. Вырубовой и императрицей он будет сам поддерживать непрерывные отношения, спросил сколько мы дали вступных денег Распутину и секретарю владыки митрополита, и узнав, что Распутину мы дали вначале по 1.500 руб. каждый и секретарю 300 р., сообщил мне, что пока еще ему неудобно обращаться за справками к Лодыженскому, не приняв должности от Горемыкина, о безотчетных кредитах, находящихся в распоряжении председателя, в виду чего я предложил ему взять из нашего фонда необходимую ему на первых порах сумму и затем, с ведома А. Н. Хвостова, передал Штюрмеру, согласно его желанию, на следующий день 2.000 р. Затем Штюрмер попросил до его переезда в служебную квартиру дать ему курьеров и согласился на мое предложение командировать ему отдельного охранного офицера с особой филерской командой, чтобы, пока не выедет из служебного помещения Горемыкин, не лишать последнего той обстановки, которая заведена в доме председателя, что мною и было исполнено сейчас же путем распоряжения, отданного

ген. Глобачеву. Потом Штюрмер расспросил меня, какие обязанности нес при мне Мануйлов, и, выслушав мой доклад по этому поводу, сказал мне, что он хотел бы что-нибудь сделать для Мануйлова. Вследствие этого я предложил ему увеличить Мануйлову получаемый им от меня денежный отпуск, указав на то, что Мануйлов, видимо, будет обслуживать и его, Штюрмера, имеющимися у него сведениями как из редакции «Вечернего» и «Нового Времени», так, в особенности, о всем том, что касается митрополита и Распутина; но я при этом высказался против желания Штюрмера привлечь Мануйлова на государственную службу и даже затем, при свидании с Мануйловым, лично отговаривал его от этого, указывая, что этим путем он ставит себя в зависимое от Штюрмера положение, а при шаткости министерских карьер может лишиться частного заработка, дававшего ему, по словам Мануйлова, до 18 тыс. руб. в год. Хотя впоследствии назначение Мануйлова состоялось по настоянию самого Мануйлова, в силу просьбы Штюрмера к А. Н. Хвостову, лично отдавшему приказ по департаменту общих дел о причислении Мануйлова к министерству с откомандированием в распоряжение председателя совета, но я и после этого указал Мануйлову, в присутствии Комиссарова, что он сделал в этом отношении ошибку, так как этим вооружил против себя всю секретарскую часть председателя совета. В заключение Штюрмер просил меня посещать его, в особенности на первое время, как можно чаще, охраняя его интересы и, еще раз поблагодарив меня, заявил, что он, в свою очередь, приложит все усилия служебно меня обеспечить, согласно моему желанию, о чем ему сообщил Мануйлов, которого он просил передать мне об этом. Действительно, Мануйлов, накануне назначения Штюрмера, мне сказал, что Штюрмер проведет меня в члены государственного совета с оставлением товарищем министра внутренних дел.

Мануйлов с первых же дней вступил в исполнение секретарских обязанностей при Штюрмере, всюду его сопровождал на служебном автомобиле, умел за этот период проникнуть в дом А. А. Вырубовой, завел пишущую машинку и переписчицу на квартире Распутина, что доставило большое удовольствие Распутину, и установил регулярное сношение Распутина с А. А. Вырубовой путем посылки ей, преимущественно через кого-нибудь из домашних Распутина, чаще всего через сестру милосердия Акилину, написанных на машинке, под диктовку Мануйлова, всякого рода сообщений в интересах Штюрмера и владыки, под коими Распутин, ставя наверху знак

, расписывался. Эта форма докладов нравилась и во дворце, как передавал мне Мануйлов, и императрица некоторые из них посылала в ставку государю. Свое значение при Штюрмере Мануйлов сумел, где нужно, соответствующим образом муссировать, заручился согласием редакторов двух названных газет оставить его у себя на службе, вошел в самые близкие отношения с гр. Боргом [*] и утром, переговорив с Распутиным или с Акилиной, приняв затем Осипенко, которого совершенно подавил своим авторитетом, и гр. Борга, — был в курсе всех новостей и по телефону передавал мне то, что находил, конечно, возможным мне сообщать, а затем, как мне говорил Комиссаров, заезжавший к нему по моей просьбе, делал приемы у себя просителей.

Стран. 393, св. 1 и 3 стр. и далее на стран. 395–397, 467, 510–512, 525, 526, 528

«гр. Боргом», «гр. Борга» и т. д., надо: «гр. Борхом», «гр. Борха» и т. д. [В оригинале это примечание расположено в 7 томе. — В.М.]

Несколько изучив Мануйлова, благодаря постоянным предупреждениям Комиссарова и увидев его в роли доверенного близкого Штюрмеру лица, я понял, что Мануйлов, конечно, имеет свои цели, стремясь причислиться к министерству внутренних дел. Действительно, через некоторое время Мануйлов завел разговор о необходимости для меня, в целях облегчения моей работы при неопытном еще вице-директоре особого отдела взять знающего розыск директора департамента полиции, и, когда я отклонил выставленную им кандидатуру ген. Спиридовича, то он предложил мне познакомиться с полк. Резановым, великолепно владеющим пером, приобревшим известность по своим литературным трудам о немецком шпионаже и по своей розыскной деятельности в Прибалтийском крае, членом комиссии ген. Батюшина. При этом Мануйлов оттенил, что полк. Резанова знает лично и хорошо к нему относится не только ген. Рузский, но и ген. Алексеев, и затем меня с ним познакомил. Узнав о хорошем впечатлении, которое произвел на меня полк. Резанов при первом моем свидании с ним, и выслушав от меня, что, в данном случае, мне нужно считаться с А. Н. Хвостовым, Мануйлов мне дал понять, что Штюрмер не считает А. Н. Хвостова отвечающим занимаемому им положению министра и с каждым днем убеждается в необходимости в настоящее тяжелое время сосредоточить, по примеру Столыпина, в своих руках власть министра внутренних дел, и что, при таких условиях, вопрос о назначении Резанова можно будет провести легко при Штюрмере, при нашей взаимной поддержке Резанова. Что же касается его, Мануйлова, то он будет, после назначения Резанова, меня усиленно просить назначить его снова заграничным нашим представителем вместо Красильникова, обещая, пользуясь своими старыми знакомствами и имея некоторый круг новых знакомств в среде французских и английских журналистов, быть полезным правительству в освещении не только специальной области, интересующей департамент полиции, но и в более широкой политической осведомленности Штюрмера относительно планов воюющих с нами держав. Отложив разрешение этого вопроса на будущее время, я увидел, что мое предположение относительно затаенных пожеланий Штюрмера правильно; поэтому меня начало интересовать как поведение в этом вопросе Штюрмера, так и А. Н. Хвостова.

Из приведенных мною ранее двух случаев уступок А. Н. Хвостовым, сделанных, как министрам внутренних дел, я понял, что Хвостов предполагает, путем дальнейшего заманивания Штюрмера в сферу распорядительных действий по министерству внутренних дел, дать возможность Штюрмеру ясно обнаружить свое намерение узурпировать положение министра внутренних дел и на этой почве, в соответствующем освещении при всеподданнейшем, докладе, сделать Штюрмера ответственным за изменение политики министерства в крупных вопросах, в особенности в отношении Государственной Думы и вопросах национально-религиозных, так как А. Н. Хвостов убедил Штюрмера принимать доклады по министерству внутренних дел не только от начальника главного управления по делам местного хозяйства, обычно им делаемых председателю совета, в виду сферы наблюдения этим установлением за городами и земствами, но и от директора департамента общих дел и директора департамента духовных дел иностранных исповеданий. Затем А. Н. Хвостов любезно предложил Штюрмеру сделать общий прием высших чинов министерства и сказать им ободряющее слово, чего до сих пор не делал ни один председатель совета министров. После того, как этот прием состоялся, и Б. В. Штюрмер в своей речи оттенил свое постоянное тяготение к министерству внутренних дел, то об этом приеме пошли настолько положительного характера разговоры об ярко проявленном желании Штюрмера взять портфель министра

внутренних дел, что я счел своим долгом предупредить об этом Штюрмера и открыть ему глаза на действия А. Н. Хвостова.

Мой доклад разволновал Б. В. Штюрмера, и он попросил меня найти какой-либо выход из этого положения; тогда я посоветовал принять в таком же приеме не у себя, а в каждом ведомстве отдельно, также всех высших чинов этих ведомств и, таким образом, оттенить, с одной стороны, внимание к каждому ведомству и желание поближе, как председатель совета, войти в общение с руководителями отделов каждого министерства, с другой стороны, доложив об этом в первом очередном докладе государю, тем самым предупредить возможность неточного освещения А. Н. Хвостовым мотивов приема им, Штюрмером, чинов министерства внутренних дел. Эта мысль Б. В. Штюрмеру понравилась, но, не зная, как ее осуществить, он попросил меня взять на себя переговоры с отдельными министрами, чтобы они сами обратились к нему с подобного рода предложениями. Тогда я переговорил по этому поводу с Волжиным, Наумовым, Сазоновым, которые предложили Штюрмеру представить ему своих высших чинов, после чего остальные министры пошли уже по следам этих министров. Вместе с тем, А. Н. Хвостов воспользовался близким к Штюрмеру человеком — своим старым знакомым Гурляндом, которого и откомандировал почти всецело в распоряжение Штюрмера, под видом доброжелательства своего к последнему, для правильного освещения в прессе взглядов и начинаний Штюрмера как главы правительства; при этом А. Н. Хвостов, не прерывая своих ежедневных свиданий с Гурляндом, убедил Гурлянда в своем стремлении итти рука об руку со Штюрмером. Если Гурлянд был обязан Штюрмеру своей карьерой по министерству внутренних дел, то, в свою очередь, Штюрмер был во многом отношении обязан Гурлянду, и между ними и их семьями была старая и крепкая связь, начавшаяся еще в бытность Штюрмера ярославским губернатором, когда Гурлянд, состоя приват-доцентом ярославского демидовского лицея, составлял Штюрмеру всеподданнейшие отчеты и памятные записки по многим вопросам, в особенности по старообрядческому. Записки эти, в свою пору, останавливали на себя внимание государя Александра III, Плеве, святейшего синода, кружка кн. Мещерского и заставляли говорить о Штюрмере как о выдающемся администраторе, умеющем сочетать в себе силу воли и твердости с проявлением интереса к вопросам государственной важности, освещая их с точки зрения защиты государственных устоев и обнаруживая знание истории предмета, и знакомства с практикою европейских государств. Для тех же работ Гурлянд был приглашен Штюрмером в департамент общих дел, а затем впоследствии, по рекомендации Штюрмера, был ближайшим сотрудником С. Е. Крыжановского, как по составлению изменения положения о выборах в Государственную Думу, так и по работам по выборам в 3-ю Гос. Думу, а, по уходе Крыжановского, и в 4-ю Государственную Думу. Вместе с тем Гурлянд, по заданиям Крыжановского, подготовил справочный, законодательного и исторического характера материал для выступлений министра внутренних дел в Государственной Думе.

Гурлянд оставался в роли ближайшего советника Штюрмера по делам внутренней политики и личного друга семьи с первых же дней вступления Штюрмера на пост премьера до дня оставления Штюрмером своей должности, несмотря на то, что гр. Борх и Манасевич-Мануйлов, видя усиливавшееся с каждым днем влияние на Штюрмера Гурлянда, во многом расходившегося с их советами и способствовавшего отдалению Штюрмером Мануйлова, убедили впоследствии владыку, А. А. Вырубову и Распутина в том, что виной перемены к ним Штюрмера и общего неудовольствия его деятельностью, в особенности со стороны Государственной Думы, является Гурлянд, взглядами и мыслями которого Штюрмер тогда был загипнотизирован. При этом они обвиняли Гурлянда в том, что он, злоупотребляя доверием к нему со стороны Штюрмера, сблизился с покойным финансовым деятелем Утиным и при его посредстве устроил завидное в материальном отношении служебное положение своего брата, присяжного поверенного, в разного рода акционерных и банковских предприятиях и сам значительно увеличил свое состояние, войдя членом правления, с крупным вкладом, в некоторые частные общества и выгодно помещая свои капитал в биржевую игру через банк Утина, что давало в этом отношении пищу для всякого рода компрометирующих Штюрмера слухов. В виду этого митрополит, Вырубова и Распутин сначала сами настаивали у Штюрмера на удалении Гурлянда, а затем, несмотря на свидания Гурлянда с Распутиным, как последний, так и означенные лица добились того, что императрица лично предложила Штюрмеру удалить от себя Гурлянда. Хотя после этого посещения Гурляндом Штюрмера сделались редки, тем не менее, судя по словам Борха и Мануйлова, влияние Гурлянда продолжалось, и Штюрмер всегда в затруднительных случаях обращался по телефону за советами к Гурлянду.

Кроме Гурлянда с первых же дней вступления Штюрмера в должность им был вызван, с ведома Хвостова, владимирский вице-губернатор гр. Борх, старый друг и как бы член семьи Штюрмера, с молодых лет сблизившийся со Штюрмером, состоя у него правителем его канцелярии и советником губернского правления и получив при его содействии должность вице-губернатора. Под наблюдением гр. Борха находился и второй сын Штюрмера, доставлявший много горя Штюрмеру и его семье. Гр. Борх, действительно, был привязан к семье Штюрмера и, оставшись при нем, старался, везде бывая, узнавать общественные толки и разговоры, касавшиеся Штюрмера или ему интересные, передавал их Штюрмеру и предупреждал его о тех или других ошибках, прибегая в этом отношении зачастую к влиянию на Штюрмера его жены, как мне передавал Мануйлов и говорил сам гр. Борх. Получив сначала, благодаря Штюрмеру, должность чиновника особых поручений 4 кл. при министре внутренних дел и затем, по назначении Штюрмера министром внутренних дел, гр. Борх, в интересах Штюрмера, сблизился с Мануйловым, Осипенко, бывал у меня, познакомился с Комиссаровым, вошел в общение с Распутиным и везде старался все разузнать и быть в курсе всех новостей. Я и Комиссаров сразу поняли его роль и, в свою очередь, в нужных случаях умели узнавать у него интересовавшие нас сведения.

Действуя в интересах Штюрмера, гр. Борх с первого же момента своего появления у Штюрмера, всей своей, еще тогда не замаскированной любознательностью старался собрать для Штюрмера возможно больше материала для борьбы с А. Н. Хвостовым. С своей стороны, и А. Н. Хвостов, собирая сведения о прошлом Штюрмера и будучи в курсе, благодаря Гурлянду, многих данных о первых начинаниях Штюрмера, стал также интересоваться личностью гр. Борха, его прошлым и занялся обследованием возникшей, в отсутствие гр. Борха, перепиской об его покровительственном отношении к водворенной в губернию за германофильство семье (фамилии не помню), желая в соответствующий момент борьбы со Штюрмером ее нужным образом использовать. Об этом гр. Борх узнал и вследствие этого еще больше озлобился на А. Н. Хвостова.

В разгаре этой борьбы Штюрмера и А. Н. Хвостова мои личные отношения с А. Н. Хвостовым наружно как бы оставались те же, но свидания наши ограничивались официальными часами, причем иногда А. Н. Хвостов заставлял меня ждать очереди докладов, чего раньше не было. Поэтому я зачастую ограничивался докладами по телефону, и тогда он сам начинал приглашать меня к себе; совместные же наши поездки на свидание с Распутиным, хотя и не такие регулярные как прежде, продолжались, причем А. Н. Хвостов принял снова в разговоре с Распутиным деловой тон, не давая повода Распутину своим отрицательным отношением к Штюрмеру заподозрить свое чувство недовольства за назначение его.

20.

[А. Н. Хвостов не оставляет мысли об убийстве Распутина. Появление Торопова среди посетителей Распутина. Дело Ржевского. Арест Ржевского. Приобщение к делу письма Ржевского к А. Н. Хвостову. Изготовление Глобачевым и Комиссаровым, по поручению Белецкого, записки о Распутине для доклада царю через Хвостова. Хвостов обещает это сделать, но не делает. Белецкий узнает о своем назначении иркутским генерал-губернатором. Наступление Белецкого на Хвостова. Расследование дела Ржевского. Подготовка Штюрмером декларации в Государственной Думе.]