Падение царского режима. Том 4
Шрифт:
Далее, усиливавшееся в армии значение Государственной Думы во время войны и установленная ею и союзными общественными организациями связь с действующими на театре войны войсковыми частями и доложенные мною сведения, вынесенные мною из своих путевых впечатлений по объездам внутреннего района России, и начавшееся в стране антидинастическое движение, остановили на себе внимание кружка для воздействия на правительство в смысле поворота курса правительственной политики и усиления на местах наблюдения за означенными союзами, их съездами, частными собраниями и постепенным ограничением деятельности этих организаций с возложением функционирования этих учреждений на правительственные органы.
Обращаясь к положению дел в Финляндии, кружок находил необходимость не изменять курса правительственной политики в этой области и стоял за неуклонное требование выполнения населением Финляндии наравне с жителями России натуральной и денежной на нужды войны повинности. Наконец, выслушав доклад кн. Оболенского об умалении власти высших на местах административных чинов, явившихся в период войны исполнительными лишь органами военного окружного начальства, зачастую идущего вразрез с начинаниями краевой администрации или директивами министерств, кружок признал нужным, в интересах объединения внутренней политики в лице министра внутренних дел, стремиться к урегулированию взаимоотношений местных административных органов гражданской и военной властей,
Значение политического салона Б. В. Штюрмера не могло, конечно, не выдвинуть его имя, как политического деятеля, стоявшего настраже охраны монархических устоев, и его деятельность не могла не вызвать внимания к нему со стороны высоких сфер. Но, с другой стороны, мне было известно, что, несмотря на многие делаемые Б. В. Штюрмером до сего попытки вернуться к активной деятельности по министерству внутренних дел и даже поддержку, оказанную ему в этом отношении кн. Мещерским, выставлявшим его кандидатуру в последнее время на пост обер-прокурора св. синода, тем не менее, вопрос о привлечении его в состав кабинета оставался до сего времени открытым, хотя Б. В. Штюрмер и его жена в этот уже период и познакомились с Распутиным. Поэтому я подверг Мануйлова подробному опросу, каким образом прошла кандидатура Штюрмера, вполне сознавая ту роль, которую в данном деле должен был сыграть Манусевич-Мануйлов, давний знакомый, еще со времени исполнения Штюрмером должности директора департамента общих дел министерства внутренних дел, как самого Штюрмера и его супруги, так и сыновей Штюрмера, в особенности младшего — Владимира, которому Мануйлов оказал много услуг; в этом сознании меня укрепляло и то, что Штюрмер, как я хорошо знал, до сего времени с владыкой митрополитом Питиримом знаком не был и только по приезде владыки в Петроград обменялся с ним визитом. Тогда Мануйлов мне рассказал, что, будучи тесно связан нитями старых хороших отношений с семьею Штюрмера и зная о его давнишнем желании проникнуть к активной власти, он, пользуясь благорасположением к себе владыки митрополита Питирима, когда последний сообщил ему о недовольстве августейшей императрицы деятельностью И. Л. Горемыкина и о колебаниях в выборе ему преемника, позволил себе, видя затруднительное положение владыки, еще недостаточно вошедшего в курс петроградской политической жизни, рекомендовать его вниманию Б. В. Штюрмера, выставив в его пользу все те доводы, которые он привел мне, и ручаясь за него, как за человека, который в своей программной деятельности будет держаться советов владыки, направленных к обеспечению интересов трона. Владыка заинтересовался личностью Б. В. Штюрмера, виделся с ним и после нескольких разговоров, оставивших на него хорошее впечатление, решил рекомендовать его вниманию императрицы, А. А. Вырубовой и Распутина. После этого он, Мануйлов, очень подробно, по просьбе Штюрмера, поговорил с Распутиным, которому и до того неоднократно оттенял значение услуг, оказываемых Штюрмером правому делу. Когда Распутин, посоветовавшись с владыкой, решил поддержать своим влиянием во дворце Штюрмера и высказал пожелание с ним поближе сойтись, но так, чтобы об этом никто не знал, то Мануйлов условился со Штюрмером и Распутиным назначить его свидание на квартире у своей знакомой г-жи Лерма; свидание это должно было состояться в день моего разговора с Мануйловым. Когда же я Мануйлову сделал упрек в том, что он держал от меня в секрете все свои предположения о Штюрмере и не содействовал видам А. Н. Хвостова, то на это Мануйлов, извинившись, ответил мне, что не верит А. Н. Хвостову и его расположению ко мне, имея к тому много причин, и что мне лично будет гораздо лучше при Штюрмере, который относится ко мне с большим доверием и расположением, надеется, что и ему, в случае его назначения, я буду помогать, исполнит все мои пожелания в смысле моего служебного обеспечения и даже рад был бы со мною лично теперь же по этому поводу поговорить и просить моего содействия к его назначению.
Такой оборот дела явился для меня неожиданным выходом из создавшегося тупика в деле планов А. Н. Хвостова относительно Распутина, так как А. Н. Хвостов, как мне казалось, должен будет не только временно отвлечь свое внимание от Распутина, дабы пережить свое разочарование в неисполнении своих карьерных надежд, но даже постараться снова войти в близкое с ним сближение, так как из этого назначения Штюрмера для него должно было стать очевидным, что он еще не вполне заручился прочным к себе доверием со стороны императрицы. Затем, зная Б. В. Штюрмера и его давнишние симпатии к ведомству министерства внутренних дел и стремление вернуться в него, я хорошо понимал, что Б. В. Штюрмер не примирится с ролью премьера без реальной власти и, как ближайший и любимый сотрудник Плеве, знавший, какими тайниками осведомленности и полнотою власти владеет министр внутренних дел, бесспорно приложит все усилия к получению еще и портфеля министра внутренних дел. Поэтому я предвидел борьбу Штюрмера с А. Н. Хвостовым и, оценивая соотношение сил, видел перевес на стороне Штюрмера, имевшего большие и влиятельные знакомства, хорошо знавшего прошлое министерства внутренних дел, в составе чинов которого у него было много знакомых, могущих снабжать его необходимыми ему сведениями, заручившегося влиятельной поддержкой владыки, который после упомянутого мною случая с недоверием относился к А. Н. Хвостову, и искушенного опытом жизни человека. В виду этого я решил выждать дальнейших событий. Но, вместе с тем, отклонив предложение Штюрмера с ним видеться в этот период, я поручил Мануйлову передать Штюрмеру, что я ценю его расположение к себе, буду способствовать его упрочению и держать его в курсе всех данных, мною получаемых по разного рода вопросам, и надеюсь, что и он, с своей стороны, будет дарить меня своим вниманием; затем я попросил Мануйлова все время меня посвящать в подробности прохождения кандидатуры Штюрмера. Помимо этого я вызвал к себе ген. Глобачева и поручил ему проверить точно, путем наблюдения, состоится ли на квартире Лерма указанное мне Мануйловым свидание Штюрмера с Распутиным. Не желая скрывать от А. Н. Хвостова провал его кандидатуры на пост премьера, я доложил ему о предстоящем назначении Штюрмера и о той роли, какую сыграли в этом деле владыка митрополит, Распутин и Мануйлов.
Когда я об этом передал Хвостову, он снова начал обвинять меня в моем излишнем доверии к Мануйлову, припомнил мне
На другой день Глобачев мне доложил что, действительно, в указанный мною час свидание Распутина с Штюрмером состоялось, и спросил меня, отметить ли его в филерной сводке, на что ему дал утвердительный ответ, желая этим путем закрепить этот факт. Затем пришел ко мне Мануйлов и рассказал, что свидание привело к благоприятному результату начатое им дело; Штюрмер просил Распутина оказать ему поддержку своим за него предстательством пред императрицей и государем, интересам которых он будет служить со всею своею преданностью, обещал с своей стороны, советоваться с ним, Распутиным, по делам, имеющим важное значение для трона, и просил его верить, что он, Распутин, всегда будет иметь в его лице друга, который будет итти навстречу всем его пожеланиям; после этого они расцеловались, и, прощаясь, Распутин добавил, что надо обдумать, как бы лучше провести это дело у государя. Штюрмер, по словам Мануйлова, зашел затем к нему на квартиру, был в восторге от благополучного исхода дела, сердечно благодарил Мануйлова за его поддержку, расцеловался с ним и заверил его, что он отнесется к нему, если осуществится его назначение, как к родному сыну, и устроит его согласно его пожеланий. Результатом всех дальнейших свиданий с владыкой, поездки последнего к императрице и предварительного выезда в Царское Село Распутина явилась необходимость поездки митрополита в ставку, под видом его доклада по св. синоду для проведения, дополнительно к письмам императрицы и Распутина, кандидатуры Штюрмера, о чем меня поставил в известность Мануйлов, предупредив, чтобы я не обнаружил владыке мою осведомленность во всем ходе этого дела. Действительно, после получения из ставки согласия государя на прием владыки, последний по телефону обратился ко мне с просьбой об устройстве ему особого вагона для его служебного выезда в ставку, о выдаче пропускных разрешительных свидетельств лицам, его сопровождавшим в этой поездке, и о принятии мер к благополучному его проследованию и к обратному возвращению в Петроград, а затем пришли ко мне лаврский архимандрит и секретарь митрополита для получения пропускных свидетельств.
Желая подчеркнуть свое внимание к владыке, я поручил одному из жандармских железнодорожных офицеров сопровождать с нижними чинами владыку в дороге, дал ряд телеграфных распоряжений по линии проезда и в Могилев не только жандармским чинам, но губернатору и преосвященному Константину о времени приезда владыки, и поставил об этом в известность Воейкова. Затем сам, в день отъезда владыки, прибыл на вокзал для провода его, спросил у него, всем ли он доволен. В разговоре со мною владыка, не открывая мне фамилии, спросил, не вызовет ли каких-нибудь разговоров замена Горемыкина лицом с иностранной фамилией, на что я ответил владыке уклончиво в том, приблизительно, смысле, что в данном случае имеет значение не фамилия, а личность и деятельность заместителя Горемыкина. Обо всем этом я в подробностях передал А. Н. Хвостову; не знаю, принял ли он и какие меры к парализованию влияния владыки, но все-таки эта поездка, вне всяких разговоров об имени Штюрмера, вызвала сама по себе много шума; Воейков, как мне потом передавали, к этому приезду владыки отнесся несколько враждебно. Но тем не менее, из того же источника — Мануйлова — я узнал, что государь был с владыкой внимателен, и что вопрос о смене премьера будет решон по возвращении государя в Петроград.
Действительно, когда его величество прибыл в Царское Село, то Мануйлов, по возвращении Распутина из дворца, узнал от него о согласии государя на назначение Штюрмера и о назначении Штюрмеру аудиенции для переговоров по этому поводу, передал об этом мне, а я сообщил А. Н. Хвостову. Затем, жалея И. Л. Горемыкина и желая дать ему возможность самому предупредить неожиданность ухода с поста, я поехал к нему и, прося держать в тайне от Штюрмера, сообщил ему о назначении последнего, не указывая ни источников моей осведомленности, ни подробностей проведения кандидатуры Штюрмера. К этому моему сообщению И. Л. Горемыкин отнесся с большим недоверием, сказав мне, что я введен в заблуждение, так как он не имеет никаких поводов сомневаться в доверии к нему августейших особ, что в тот день, на который я ему сказал, ему назначен государем официальный доклад по вопросам, по которым он получил от его величества особые директивы; при этом, касаясь Б. В. Штюрмера, И. Л. Горемыкин сообщил мне, что он с ним в старых дружеских отношениях, что Штюрмер вместе с женою, особенно за последний период, сблизились с ним и почти ежедневно у него бывают и что желания Б. В. Штюрмера далее получения должности обер-прокурора св. синода не идут, о чем сам Штюрмер поставил его в известность, прося его поддержки. На это я посоветовал И. Л. Горемыкину послать кого-нибудь на вокзал ко времени отъезда Штюрмера в Царское Село и затем проверить, прав ли я.
На другой день, в 3 часа, Штюрмер был принят государем и вернулся премьером, а Горемыкин был в 5 ч. с докладом, который длился не более 20 минут, и вернулся домой, узнав уже лично от государя о своем уходе. Когда я на другой день утром, по опубликовании соответствующих указов, заехал к И. Л. Горемыкину, то мне грустно было видеть, насколько тяжело было ему перенести этот удар. Кн. Андроников к уходу Горемыкина отнесся с большим сожалением, что и высказал мне, позвонив ко мне по телефону, но тут же добавил, что Горемыкин сам виноват в этом, потому что во многом не хотел следовать его советам. Затем князь, зная о доброжелательном отношении ко мне Штюрмера, просил меня, в личное одолжение, устроить ему особый прием у Штюрмера, заранее ознакомив Штюрмера с значением его как человека, могущего быть Штюрмеру полезным, в виду его большой осведомленности и знакомства, — что я и исполнил, передав князю о времени представления его Штюрмеру вне общего приема. Кн. Андроников остался доволен знаками внимания, оказанными ему Штюрмером и благодарил меня.
19.
[Штюрмер благодарит Белецкого за благожелательное отношение к его назначению. «Вступные деньги» Распутину и секретарю Питирима. Назначение Манасевича-Мануйлова. Мануйлов налаживает канцелярию Распутина и выдвигает кандидатуру полк. Резанова на пост директора департамента полиции. Желание Мануйлова занять пост заграничного представителя департамента. Намерение Штюрмера сместить А. Н. Хвостова и контр-интрига Хвостова. Карьера Гурлянда и роль его при Штюрмере. Изменение отношений А. Н. Хвостова и Белецкого. Продолжение их совместных поездок к Распутину.]