Падение с яблони. Том 2
Шрифт:
И так до тех пор, пока Сопила, стоявший рядом, не закричал:
– Ты меня уже раздрочил, Хорек! Я точно сейчас тебе вдую!
А Северский, всегда являющийся там, где речь идет о блядстве, заметил:
– Вот уж не ожидал от такой девочки! Слушай, Хоречек, а ты мне ее не уступишь по дешевке?
– Какой базар! Червончик – и все дела.
Не знаю, что вообще у Гали в голове. Но сейчас там, в родительской спальне, она, наверное, счастлива.
Женщина в этом море лжи, видимо, всегда первая жертва.
101. Восставшая из пепла
25 января. Четверг.
До этого дня я практически не вспоминал о ней. Все во мне прогорело
Черти свели нас прямо наедине. Я стоял преспокойно у окна на четвертом этаже и поджидал Бацилловну. Дверь медпункта распахнулась, и Лариса Васильевна предстала во всей красе. Под глазами черные круги, будто она неделю заглядывала в дымоход. Лицо осунулось, голова вдавилась в плечи, спина ссутулилась, бедра поднялись под мышки. Страшное зрелище. Какая-то нечеловеческая тяжесть изуродовала в ней женщину. Причем так изощренно, что вместо жалости она вызывала отвращение.
Особенно неприятной была ее попытка улыбнуться.
– Я хочу тебя видеть, Соболевский!
Она силилась обжечь меня своим пламенем. И обожгла. Так, что сама отшатнулась. Потом в отчаянии запричитала:
– Боже мой!.. Боже мой, какой ты ужасный! Почему ты стал таким? Почему? Почему ты меня отталкиваешь? Не отталкивай меня, Соболевский! Нельзя так обращаться с женщинами! Слышишь? Никогда не обращайся так с женщинами! Даже если они и заслуживают этого. Ты всегда должен оставаться мужчиной!
Хотелось уйти, но надо было ждать Бацилловну. Я постарался представить, как бы на моем месте поступил мужчина ее мечты. Поэтому молчал. И молчание оказалось красноречивым.
Англичанка фыркнула и испарилась. А меня начала распирать настоящая злость.
102. Эпистолярщина
1 февраля. Четверг.
Харьковский заболел, и ему дали освобождение. Сопила по этому поводу говорит, что дуракам всегда везет. А я добавляю:
– Поэтому мы, умные, и завидуем дуракам.
Мы с Сопилой слоняемся по бурсе и ловим сеансы. Это возвращает нас к жизни. Об этом как-то после неудачной охоты очень мудро заметил Сопила:
– Дожились! Вся радость в какой-то жопе!
И тут на лестнице прямо на наших глазах спотыкается Настя Дранченко и становится на четвереньки. Сеанс оказался настолько классическим, что мы захлопали в ладоши.
Настя тормознулась и сказала нам:
– Шо вы тут онанизьмом занимаетесь? Давайте я лучше познакомлю вас с хорошими девочками.
– И где ж ты хороших нашла?
– У меня есть.
И она тут же нацарапала два адреса: Краснодарский край, Белореченский район, поселок Мирный. Мне досталась Надя Стеценко, Сопилкину – какая-то Света.
Но только Настя отошла, Сопила скривился:
– Тю, я думал, шо она прям сейчас девок подгонит!
Мне идея пришлась по вкусу. И я сказал:
– Не переживай, дружище, мы настрочим такие письма, шо эти девки мигом забудут свой Мирный и прискачут в наш Военный!
Сопилкин улыбнулся:
– Тока ты сам будешь писать. А я потом передеру твое письмо.
На следующем же уроке я сочинил послание:
Терпение мое лопнуло, сил больше нет!..
Не для того меня мать родила в муках, чтобы я так страдал… Вот нашел бумагу и пишу тебе. Может, поймешь…
Ты помнишь меня? Нет, конечно, не помнишь. Я стоял, а ты прошла мимо, красивая такая! Я еще подумал, наверняка за тобой увивается с десяток хлопчиков. И остался стоять. Не люблю находиться в толпе. Да и костюмчик, надо признаться, у меня был неважнецкий. А в толпе без хорошего костюма шансов мало.
Словом,
Вот так, Наденька, всегда в жизни: каждый день мы проходим мимо кого-то! А потом, когда время прижмет или обстоятельства схватят за горло, мы женимся на ком попало. И начинается – каждая несчастливая семья несчастлива по-своему – скандалы, пьянки, мордобой, нервные дети, супружеская измена, венерические болезни, белая горячка и смерть под забором!
Я, конечно, прожил меньше, чем Лев Толстой, но за плечами и у меня кое-что есть. И, можешь поверить, в таких делах, как у нас с тобой, нельзя ждать с моря погоды. Если мне внутренний голос подсказывает, что у нас одна группа крови, то я буду настоящим идиотом, если не сделаю к тебе шаг.
Наденька, мы должны обязательно увидеться. Это так важно, что я готов забросить все дела, совершить побег с завода и примчаться к тебе. Жаль, что никто этого не поймет. И ты тоже. Поэтому будет лучше, если ты приедешь в Таганрог к своей подруге Насте. А тут я все устрою.
Как тебе эта мысль?
Не нравится?
Ну хорошо. Тебе интересно, что я за гусь, откуда такой прыткий выискался? Ничего особенного. Просто учусь в одной группе с Настей. Рядовой отличник. Тяну на красный диплом и шестой разряд. Наша группа – это спецвыпуск станочников для работы на суперсовременных автоматах с числовым программным управлением. Так что зарплата раза в четыре с половиной выше, чем у простого токаря-универсала. Но это все мелочи…
Не хочу загружать тебя. Если что – спрашивай. Я могу все о себе рассказать. Даже могу выслать свою фотографию. Если, конечно, хочешь.
Ты мне только напиши, Наденька. В любом случае ничего не потеряешь. Я парень ненавязчивый. Да и вообще, если честно, первый раз в жизни пишу письмо девочке. Может, что не так, извини уж.
Ну вот и все, родная. Больше не буду тебя утомлять.
Жду ответа, как соловей лета.
С этого дня у меня появляется новый отсчет времени.
На следующем уроке Сопила переснял копию. Исправил Надю на Свету и выкинул выражение «Я парень ненавязчивый». Оно ему почему-то не понравилось. А в перерыве мы сбросили свои письма в почтовый ящик.
– Хорошо, если ответ придет в одно время, – помечтал Сопила.
Я помечтать не успел. Нарвались на англичанку. Один ее взгляд – и все настроение, добытое неимоверным творческим напряжением, коту под хвост.
103. Смеяться не над чем
6 февраля. Вторник.
Да, невеселые мои делишки в бурсе. И на заводе тоже. И в автошколе в том числе. Но хуже всего в бурсе. Сижу вот, к примеру, на математике, смотрю на Елену Федоровну и думаю себе: «Попка у нее, конечно, неплохая, но как сдавать экзамены, которые уже не за горами?»
Успокаивает одно: не один я тупица, нас большинство. А история свидетельствует, что большинство всегда побеждает. Хуже дела на другом фронте, с женщинами. Тут история молчит как рыба.