Падение Софии (русский роман)
Шрифт:
— Мы Витольда Александровича о его делах расспрашивать не смеем, потому что он над нами управляющий, — произнесла она обиженным тоном и поджала губы. — Опять же, он мужчина, а у мужчин свои соображения, для нас непостижные.
Войдя в дом, я сбросил куртку и шапочку, отдал их Макрине, а сам прошел в гостиную, на ходу разматывая с себя шарф.
Завидев меня, Порскин быстро допил чай, отставил чашку и сразу же раскрыл кожаную папку, которая лежала рядом с ним на
— Здравствуйте, Трофим Васильевич, — приветливо заговорил он. — Простите уж, что вот так, без предупреждения — и сразу к вам… Вы где изволили находиться?
— Катался на электромобиле по окрестностям, — ответил я, усаживаясь и вытягивая ноги. — Знаете, Конон… Не знаю, как по батюшке?
— Кононович, — сказал следователь по особо важным делам без тени улыбки. — Сумеете выговорить?
Я попробовал и не сумел, поэтому сказал, махнув рукой:
— Знаете, господин Порскин, я бы мог начать возмущаться вторжением, требовать адвоката, ссылаться на свою занятость, но все это было бы, конечно, враньем, потому что — какая у меня, к черту, занятость!.. Да и вообще, не понимаю, почему в романах землевладельцы всегда затрудняют работу следствию. Я не намерен.
— В романах таким способом подчеркивается высокомерие аристократии, которое действительно бывает неуместно, — сказал Порскин. — И зачастую приводит к печальным последствиям.
— Ну так я не аристократ, — заявил я. — Слышали уж, небось, как меня в округе именуют?
— Как?
— Поповичем…
— А! — отрывисто бросил Порскин. — Да, слыхал. Вам, впрочем, обижаться не стоит, ведь Алеша Попович знатный богатырь был.
В моем воображении нарисовался «Трофим Попович» на буланом жеребце, и я поскорее стер эту картину.
— Ну хорошо, — сказал наконец Порскин, — постараюсь вас надолго не задерживать. Тем более что и вы изъявили полную готовность помочь… Как мне сообщила ваша прислуга, управляющего сейчас нет в усадьбе.
— Мне она тоже это сообщила.
— Как, по-вашему, куда он отправился?
— Наверное, записку оставил, — предположил я. — Витольд — человек обязательный и точный.
— Да, — сказал следователь. — Именно. Уезжая, он оставил вам записку. У себя в комнате, на столе.
Я сделал движение, собираясь пойти в комнату управляющего, но следователь остановил меня быстрым жестом:
— Погодите. Я сберегу наше время.
Он шлепнул передо мной, вынув из папки, сложенный вчетверо листок.
— Что это? — удивился я.
— Записка, оставленная господином Безценным. Адресована вам.
Я перевернул листок. Точно, там было написано «Т. В. Городинцеву».
Я поднял глаза на следователя.
—
— Разумеется, нет! — Следователь даже не оскорбился. — Ждал, чтобы передать вам.
Я развернул листок. В двух строках Витольд сообщал, что срочно вызван в Петербургский университет для пересдачи одного зачета. «Грозят отчислением, если не сдам сегодня же; расправлюсь к шести часам и около восьми буду уже дома», — писал мой управляющий.
Я перевернул раскрытую записку так, чтобы Порскин тоже мог ее прочитать.
— Ясно, — сказал следователь, наклоняясь и быстро пробегая глазами округло написанные строчки. — Благодарю. С Безценным на данный момент ясно. Теперь — о вас, Трофим Васильевич. Вы, стало быть, изволили кататься?
— Да.
— Хорошая погода… — заметил Порскин, выглядывая в окно. — А раньше отчего вы не катались?
— Раньше машина стояла в сарае.
— Вы знали о ее существовании?
— Почему вы задаете такой вопрос? Я владею усадьбой и всем, что к этой усадьбе принадлежит… Странно было бы предположить, чтобы я не знал, чем владею.
— Трофим Васильевич, — мягко произнес Конон Порскин, — мне трудно поверить в то, что человек ваших лет, обладая столь прекрасным электромобилем, не будет пользоваться им при малейшем случае. А между тем вы до сих пор ни разу на нем не выезжали.
— Да, — сказал я, — сдаюсь. Вы верно угадали: мне показали его только сегодня. Прежде сарай стоял заколоченным.
— Кто в точности показал? — насторожился Порскин.
— Безценный…
Порскин весь подобрался и сделал у себя несколько заметок в блокноте. Я рассердился, и на него, и на себя самого.
— Конон Кононович, — от возбуждения я без запинки произнес это имя, — Безценный рассуждал абсолютно так же, как вы. Что я обязательно начну повсюду разъезжать в электромобиле. А между тем эта машина вызывает неприятные воспоминания у одной особы, которой я должен непременно был понравиться.
— У какой особы?
— У Анны Николаевны Скарятиной.
— Почему?
— Потому что мой покойник дядя к ней сватался, и весьма настойчиво, и делал это, в том числе, при помощи электромобиля. А Витольд хотел, чтобы я со Скарятиной подружился.
— Для чего?
— Она обладает в наших краях немалым влиянием. Ее отец — владелец театра.
— Ясно, — сказал Порскин и сделал еще одну заметку у себя в блокноте.
Меня это страшно нервировало. Бог знает, что он там писал! Он отложил карандаш и уставил на меня свой тяжелый, как у статуи, взор: