Падение терратоса
Шрифт:
Морес".
– Да уж, - вздохнул Кинт, убрал конверт и еще раз огляделся кругом.
– Ну что, Вонючка, пора ехать.
– Мне бы...
– кочевник морщился и держался за живот.
– Приспичило, что ли?
– Угу...
– Чудак, наелся помоев, теперь живот у него скрутило... иди, только без глупостей, не дальше того куста вороньей ягоды.
– А ноги?
– кочевник соскочил с саней, показав на веревки.
– Так дойдешь... давай уже, иди, а то передумаю, и в штаны будешь гадить, хотя, чую, вашему брату и это не впервой.
Часто переступая, от деревца к деревцу кочевник побрел к кусту, где остановился и присел...
– Ачи! Ачи!
– громко крикнул кочевник из кустов, а потом еще и пронзительно свистнул.
Собаки рванули сани
– Как взбесились, твари, - сказал Кинт и пристрелил последнего пса.
Облегченно выдохнув, он сел на край саней, огляделся и перезарядил оружие.
– Вот же Вонючка!
– Сплюнув на снег, Кинт закашлялся.
Выходка кочевника для Кинта стала загадкой, хотя, быть может, он заметил в роще какой-то знак, который кочевники оставляют друг другу, а может, просто думал, что таким образом удастся скинуть Кинта с саней, а потом... а потом неизвестно что, в общем, непонятно, что было на уме у Вонючки. Но, тем не менее, идти искать кочевника, проваливаясь по колено в глубокий снег, в роще на холме в паре тысяч шагов, не было ни малейшего желания. До леса идти гораздо ближе. Поднявшись, Кинт достал из ранца подзорную трубу и осмотрел весь горизонт вокруг - никого, только белое заснеженное безмолвие. Решив, что сидеть посреди белой степи мишенью опасно, он попытался волочь сани кочевников, но это оказалось плохой идеей - слишком тяжелы, тогда Кинт стал собираться. Спустя час он уже достиг окраины леса, волоча за собой на веревке замотанные в шкуры ранцы, свой и Крея, оружие и еще кое-что из трофеев... В сложившейся ситуации лучшим трофеем оказались плетеные из веток приспособления вроде снегоступов, которые Кинт привязал к сапогам - идти по снегу, не проваливаясь, стало много легче. Пройдя еще немного вглубь леса, Кинт решил остановиться и все же поесть горячего - мороз крепчал, и это еще не вечер, а ночью будет того холоднее. Найдя неплохое место за поваленным стволом старого дерева, наломал сушняка, развел костер и, плотно набив котелок снегом, поставил его на огонь, а пока растопится, можно соорудить нечто вроде саней для своего "багажа".
Бросив в кипящую воду куски нарезанного вяленого мяса из запасов Крея и горсть крупы, Кинт, еще немного повозившись, изготовил из срубленных жердей нечто среднее между волокушей и санями и приступил к ревизии. Высыпав на шкуру содержимое ранца Крея, Кинт переместил в него все из своего ранца, лямки которого он испортил, выбираясь из-под снега. В ранце Крея обнаружились припасы еды на сутки, кое-какие медицинские препараты, патроны, в общем, все то, что обычно брал с собой жандарм дорожной стражи на суточное патрулирование, ну и собственно казна Крея - деревянная шкатулка с монетами и самородным золотом.
Кинт шел по лесу до тех пор, пока не появился риск остаться без глаз, то есть выколоть их ветками в темноте. У него был с собой масляный фонарь, но зажигать его ночью небезопасно. Присыпав снегом свой груз, Кинт забрался на дерево, прихватив карабин, пару шкур и веревку, обвязавшись которой он неплохо устроился на толстой ветке в трех метрах над землей. Под шкурами он быстро согрелся и, уже не обращая внимания на идущую от них вонь, уснул.
Глава четвертая
Проснулся
Кинт шел весь день, сделав лишь пару привалов, чтобы немного отдохнуть. Лес становился плотнее, деревья толще и выше, а звуки, доносившиеся из леса, больше пугали и заставляли настораживаться. Вспоминая юношеские приключения на волчьем промысле, Кинт все меньше хотел встречаться с хищниками на одной тропе, из-за этого он даже потратил некоторое время, чтобы достать из ранца пехотный револьвер, перезарядить его и уже с ним за поясом продолжить путь. Начало смеркаться, и Кинт приступил к поиску подходящего места для ночлега. Заметил заячьи следы у кустарника с объеденными стеблями, тут же сделал несколько силков и расставил их на тропе. Уже в темноте доел остатки сыра и, завернувшись в шкуры, уснул у поваленного ветром старого дерева, периодически пугая ночной лес своим кашлем, от которого и сам просыпался, испуганно прислушивался к ночным звукам. Отбиться от стаи волков в одиночку нет никакого шанса, а волчьи следы попадались...
Раннее утро и запах зажаренного зайца. Кинт то и дело тыкал ножом в тушку, отодвигая мясо и проверяя, готово ли, но голод взял свое, и он, не дождавшись полной готовности, обжигаясь, начал рвать зубами тушку, при этом озираясь по сторонам и косясь на прислоненный к стволу дерева карабин. Но вдруг Кинт услышал гудок паровоза, далеко, а еще и эхо - звук гудка разносился лесу, отражаясь от стволов деревьев и затихая в чаще. Кинт замер, впившись зубами в заячью ногу и прислушиваясь - пусть далеко, но уже радует, что не ошибся в направлении и память не подвела. Завернув половину заячьей тушки в нательную рубаху из чистого сменного белья и сунув сверток в ранец, Кинт поднялся и продолжил путь.
Лес кончился неожиданно - Кинт еле удержался, чтобы не слететь вниз с обрывистого берега широкой реки. Усевшись в сугроб, Кинт достал подзорную трубу и осмотрел открывшуюся перед ним картину - широкая, больше сотни шагов река, скованная льдом, за ней пологий берег, потом дорога, на которой, почти у горизонта, виднеется пост корпуса охраны дорог, а дальше небольшая насыпь железнодорожного полотна. И река, и дорога, и железнодорожное полотно повторяли изгибы друг друга, пролегая по узкой долине.
– Заночую на посту, - сказал Кинт и порадовался, что слух к нему вернулся.
Свой голос он услышал уже привычным, а не как в предыдущие несколько дней, будто сквозь вату. Осторожно спустившись с обрывистого берега, Кинт почти бежал к посту, он боялся не успеть дотемна, но напрасно, на закате он уже разводил огонь на выложенном много лет назад кострище из камня.
– Если я правильно помню, то состав прибывает в Конинг раз в неделю, - вслух размышлял Кинт, устроившись на деревянной лежанке, почерневшей от времени.
– Звук паровоза я слышал вчера, значит ждать еще шесть дней.