Падение во грех
Шрифт:
«Нет ничего ужаснее любить кого-то, и не иметь возможности не только быть рядом с ним, а даже не иметь права что-то к нему чувствовать… дело ведь не в том, что он тебя никогда не полюбит. Дело в том, что он вообще никого не способен любить. Для него не существует ничего, кроме цели… и он просто не способен видеть что-то, кроме неё.
Я знаю, что его идеи рано или поздно его убьют, что на этом пути он обречён на смерть. Но у меня нет никакой надежды остановить его, изменить… хотя, я всё ещё продолжаю пытаться… я не могу заставить себя поверить, что это невозможно… потому
Я – царица среди мужчин. У меня хватает фаворитов… и кто ж заставил меня любить и мучить этого демона, врага всего человечества? Не знаю, зачем пишу это. Я никогда не скажу ему ничего подобного. Но всё же почему-то хочу, чтобы он это прочитал….»
Айон презрительно хмыкнул. Глупая женщина, помешанная только на себе. Ему не было дела до её боли. Что уж с неё взять… любовь – глупое чувство, единственное, что люди вообще продолжают ценить… но она всего лишь очередное порождение суеты, часть Системы... любовь забирает у людей возможности мыслить самостоятельно, и как же часто ради неё люди бросают свои Мечты… конечно же, он не из подобных глупцов.
Но вот Ева… она подвержена подобной слабости, свойственной всем людям. Что ж, чему тут удивляться, она ведь тоже человек, пусть и способный вынести правду мира. Как и других людей, любовь к тем, кто не имеет значения, часто сковывает её. А ещё и не может понять, что неважно, что делают с твоим телом, куда важнее помнить то, к чему ты стремишься, ради чего живёшь. Однако он сможет излечить её от всех этих слабостей… и эта глупая записка, как ни странно, окажет в этом деле определённую помощь.
Глаза Грешника чуть блеснули, вглядываясь в лицо Эдельвейс.
– Это именно то, что нужно, – тихо проговорил демон.
Жуткая вонь… ядовитая грязь… боль, вновь и вновь охватывающая тело… реальность, убивающая своей кошмарностью… видения, что терзают в минуты забытья….
Я не знаю, как могу держаться на ногах, как могу копать могилы… но стискивая зубы, преодолевая слабость, боль, я всё-таки берусь за это… уж лучше я буду испытывать эту боль, видеть эту кошмарную реальность, чем… чем вновь лежать в ядовитой грязи, терзаемая мучительными видениями… и я знаю, что стоит мне упасть, как другие каторжане явно захотят «развлечься» со мной… хотя, возможно, они потом всё же убьют меня ради еды, а смерти я желаю так сильно! Но я не могу опять выносить эту мерзость! И потому я терплю боль, но отчаяние захлёстывает меня волной… и вновь и вновь молю о смерти….
Это всё, что мне нужно сейчас….
Скрип спускающейся платформы вдруг прерывает мучительные мысли. Я поднимаю глаза, и вижу знакомую маленькую, хрупкую фигурку. Эдельвейс… неужели… быть может, что….
В омуте отчаяния появляется болезненная, рвущая душу надежда. Я опускаю лопату и внимательно смотрю на девочку.
Эдельвейс приближается ко мне, протягивая листок бумаги, похоже, какой-то старый
«Система пытается сломать тебя, предпринимая всё более и более отчаянные попытки. Твоё тело осквернено, но не душа… не мысли. То, что сокровенно в твоей душе. То, что чисто не должно быть запятнано болью и страхом».
Я чувствую, как у меня по щекам бегут слёзы. Я вижу в непроглядной тьме горящую, болезненную надежду. Он со мной… он со мной… и теперь я хочу жить… хочу исполнить Мечту….
Но я должна объяснить ему… должна объяснить ему всё моё состояние, весь ужас, всё отчаяние, что я чувствую… и тогда он поможет мне выбраться из него….
Обязательно поможет….
Измазав палец в ядовитой грязи, я пишу Айону на обороте:
«Мне просто слишком тяжело… чувствовать эту боль, терпеть всё, что со мной делают… я вижу вокруг лишь кошмар, и больше не чувствую, что Мечта когда-нибудь исполнится… здесь у меня больше нет сил в неё верить».
Дописав, я передаю записку Эдельвейс. Девочка кивает и слабо улыбается. Но я рада… я так рада, что мы с Айоном нашли способ связываться… его поддержка, его слова так нужны мне среди этого кошмара….
Через несколько дней Эдельвейс приносит мне ответ:
«Система добивается своего. Она ломает тебя. Неужели, ты прогнёшься? Ты ведь сильная. Сильнее, чем ослеплённые ложью люди. Ты и я – надежда этого мира».
Я прижимаю записку к сердцу. Как важно слышать это… как важно слышать такое, когда в реальности вокруг тебя лишь твари, лишённые разума… а в видениях – искажённые ненавистью лица родных, проклинающие тебя….
Это заставляет сомневаться в себе, сомневаться в том, что Мечта может осуществиться… что свобода возможна… что мы когда-нибудь выйдем отсюда… что мы имеем право жить….
Но теперь, когда я вижу его слова, я вновь начинаю… надеяться….
«Но как же мне справиться с этим кошмаром?»
Ответ приходит настолько быстро, насколько возможно. Мне кажется, что в каждом слове звучит душа Айона:
«Смейся в лицо боли. Мы почти свободны. Нас не сломить, и нам смешно от этих глупых попыток. Эти мысли помогли мне выдержать пытки. Действительно, было забавно смотреть, как Система пытается заставить меня подчиниться. Смейся, глядя в глаза врагу, ведь ты знаешь, что он не сумеет даже склонить, не то что сломить».
Улыбка трогает мои губы, заставляя даже засмеяться. Как-то насмешливо, совсем как он и просил… как и смеялся он сам… словно он передал мне часть своей воли, своего духа. Эти слова заставляют меня верить….
Словно стены тюрьмы раздвигаются передо мной, открывая чистое, вечное небо. Я всё ещё вижу других заключённых, ядовитую грязь, чувствую боль… но мои мысли уже не здесь, и я смотрю туда далеко, на свободу, в бесконечность… я начинаю верить в возможность нашей Мечты….
«Спасибо» – пишу я единственное слово.