Падре
Шрифт:
неважно.
– Вы здесь из–за моей сестры?
Мои глаза расширяются, и я снова смеюсь. – Нет, конечно, нет! Почему ты так
думаешь? –мой голос звучит так нелепо, я плохой лжец, это невероятно.
Он пожимает плечами. – Ну, я знаю, что вы шли следом за нами от нашего дома.
В ужасе я закрываю глаза и вздыхаю.
–Это нормально. Я понимаю, почему она вам нравится. Она добра к людям.
– Да, – соглашаюсь.– Очень милая.
Он улыбается мне так мило, что мне трудно
–Что ты делаешь? – спрашиваю его.
–Ничего, – отвечает он, выбрасывая разорванные листочки. – Я играл в песочнице,
но мне стало скучно.
– Почему? Ты можешь создать так много вещей с небольшим количеством песка.
– Я знаю, но это не весело, если у тебя нет друзей, чтобы играть.
Я киваю, мне так жаль парня. – Я вижу.
Снова неловкое молчание, и я чувствую, что это какое–то негласное приглашение
для меня, чтобы пойти поиграть с ним или что–то в этом роде. Но я не уверен, что хочу
выпустить Лауру из поля зрения. Что, если она увидит меня в песочнице с ним? Она может
подумать, что я какой–то невменяемый преследователь.
Это потому, что так и есть, но всё же.
– Отец Фрэнк, – вдруг начинает Бруно. – Почему вы не в церковной одежде?
Я пожимаю плечами. – Потому что на улице жарко, и я просто обычный человек.
–Так вы не из церкви?
Я фыркаю. – Конечно я из церкви. Но в ней мне нужно выглядеть так, как будто я
там работаю. Сейчас я не на работе, поэтому оделся так, как мне нравится.
– И что это за чёрные штуки на вашей коже?
Нахмурившись, я смотрю, куда он указывает, и понимаю, что это моя спина,
которая покрыта татуировками. – О, это татуировки, о которых я рассказывал, помнишь?
Это рисунки, но на коже.
–Круто! Можно мне тоже такие?
–Нет, – строго говорю я, но потом смягчаю голос, потому что не хочу быть мудаком.
–Татуировки предназначены только для взрослых.
–Почему? – он выглядит разочарованным.
–Ну… потому что они навсегда. Их нельзя стереть.
–Правда? –его глаза загораются. –Удивительно.
Я фыркаю и качаю головой. – Ты забавный, малыш.
–Спасибо, – говорит он. –Вы тоже.
Не уверен, что это комплимент, но приму его.
–Но… Я думал, что священникам не разрешается иметь татуировки?
–Я не священник, Бруно, – отвечаю я. – Я – проповедник. Да и кто тебе это сказал?
–Мой брат, – отвечает он, рисуя в пыли восьмёрку ботинком.
– Ну, твой брат ошибается.
–Почему? –он наклоняет голову.
–Я особенный проповедник. Плохой, – я поворачиваюсь к нему лицом и косо
смотрю, пытаясь выглядеть как можно опаснее. – Ты не захочешь со мной связываться,
малыш. Я злой, – я делаю страшное
меня улыбнуться.
Тогда я заметил, что Лаура направляется в нашу сторону.
Я прочищаю горло и сижу, стараясь не выглядеть, как подонок, хотя я…ещё тот
подонок.
Она наклоняет голову, когда узнает меня и хитро улыбается. – Эй, разве я не знаю
тебя?
–Он – отец Фрэнк, сестра! – говорит Бруно. – Он был в нашем доме, на завтраке! Ты
забыла?
–Нет, глупенький, это был риторический вопрос, – она массирует голову,
взъерошивая волосы.
– Что такое рит–рит–орка?
Она усмехается. – Это означает, что это не вопрос.
–Должен ли я вообще отвечать тогда? – размышляю я.
Она обращает на меня внимание, вытирая лоб полотенцем. – Ну, что за
совпадение.
Улыбаюсь и наслаждаюсь видом. Нет смысла отрицать, тем более что никаких
обвинений не было. Пока.
– Бруно уже нашёл тебя. Ты следишь за нами или что? – спрашивает она,
поднимая бровь.
Ах–ха, вот оно.
– Нет, – ухмыльнулся я. – Просто ваш дружелюбный сосед–проповедник
патрулирует этот район.
Она закатывает глаза, но я могу сказать, что она едва сдерживает смех.
–Есть в чём исповедаться? – спрашиваю я.
Она вздыхает. – Как будто ты ещё не всё знаешь.
– У меня есть! – Бруно поднимает руку.
– О, да? Расскажи мне, что ты сделал? – спрашиваю я, приближаясь.
Он закрывает рот и застывает, так что я наклоняюсь ещё ближе и похлопываю по
скамейке. – Садись.
Он делает то, что я прошу, а потом поворачиваюсь к нему так, чтобы он мог
прошептать мне на ухо.
–Я писал в песочнице.
Моя ухмылка превращается в полный всплеск смеха.
–Что? –спрашивает Лаура.
Я поворачиваю своёлицо к Бруно и шепчу ему на ухо.– Это настоящая причина, по
которой ты больше не хотел играть в песочнице?
Он кивает.
– Что?! –голос Лауры на этот раз ещё громче, она перекинула полотенце через
плечо, как какое–то заявление.
Бруно смотрит на меня так, как будто умоляет меня не говорить ей – вероятно,
потому, что она бы разозлилась и была бы права. Но я думаю, что буду играть в эту игру
один.
Поэтому я скрещиваю пальцы и улыбаюсь, как ублюдок. – Прости. Признания,
сделанные проповеднику, строго конфиденциальны.
О, этот взгляд на её лице сейчас.
В крови закипает ярость.
Великолепно.
– Фрэнк… – шипит она.
Я пожимаю плечами, всё ещё улыбаясь, когда откинулся назад.