Падшие в небеса.1937
Шрифт:
Павел видел: следователь испугался. Победа, пусть и незначительная, одержана. Он не позвал на помощь. Значит, с ним можно договориться, но что он запросит взамен? Клюфт медленно взял пачку и, достав папиросу, посмотрел на нее, сунул в рот. Маленький встал. Обойдя стол, подошел совсем близко к Павлу и, чиркнув спичкой, поднес огонек к лицу Клюфта. Они какое-то мгновение смотрели в глаза друг другу через огонь спички, сквозь рыжее маленькое пламя. Они смотрели в глаза друг другу и ждали. Ждали! Наконец Павел опустил взгляд
– Вы что-то хотите?
– Да, я что-то хочу.
– Что? Что вам надо?
– Мне надо закрыть дело. Закрыть и отправить вас в лагерь. Все. Все. Понимаете. Все решено. Вы же понимаете, что вас неизбежно осудят. Понимаете. Вижу. И поэтому наверняка смирились с этим. Но прежде чем я сдам дело в канцелярию для заседания суда, мне надо знать, что вы не будете делать больше никаких заявлений. Никаких.
Павел молчал. Он нервно курил. Маленький стоял рядом.
– Что я могу сделать? Какое заявление? – выдохнул, наконец, Павел.
– Ну, хотя бы по вот этой книге. Мало ли?! Там вас могут передопросить, так сказать. А вы возьмете и заявите, мол, у меня была библия. Вот эта, – Андрон кивнул на книжку на столе.
– Но я действительно вижу эту книгу впервые! – бросил Клюфт.
– Ой, не верю. Не верю. Ну да ладно. Черт с этой библией! Черт с ней! Хотя, конечно, и ее надо было приобщить. Приобщить к делу. Но я это не сделаю. Не сделаю.
– Почему?!
– Потому что есть еще много вопросов. Много! На которые я, к сожалению, не смогу ответить. Не смогу. А если я не смогу ответить, значит, я плохо выполнил работу. Значит, могу получить по шапке. А сейчас такое время, когда каждый выговор может стоить дорого.
– Хм, оно и видно – это Поляков! Вы не хотите, чтобы с вами поступили так же, как с Поляковым? – хмыкнул Павел.
– Нет. Вы же прекрасно понимаете, Поляков получил по заслугам! Или нет?! Он не бил вас, не мучил?! А?! Разве вы не рады, что Поляков оказался за решеткой? И его будут судить?! Разве вы не рады?
– Хм, вы же тоже били меня!
Маленький чуть не поперхнулся дымом, закашлялся. Клюфт ожидал, что следователь сейчас заорет и их разговор закончится. Но Андрон поразительно спокойно и виновато сказал:
– Да, но я бил вас за дело! И потом, по новой инструкции от наркома товарища Ежова я не просто имею право, а обязан в случае явного саботажа следствия явных врагов народа применять метод номер три. Вот так.
– А Поляков тоже говорил, что бьет за дело. И тоже применял метод номер три. Вдумайтесь, до чего все дошло! Если народная власть применяет к своим гражданам метод номер три, попросту пытки?! А?! Так что, какая разница между вами и Поляковым?
– Слушайте, Клюфт! У нас так разговора не получится! – вконец разозлился Маленький.
Засунув руки в карманы галифе, он отошел к окну.
– Что вы хотите? – немного виноватым тоном, сделав шаг
– Я хочу закрыть дело. Сроки. И вы хотите, чтобы не пострадали другие люди. У нас с вами есть общие желания. Так?
– Так… – выдохнул Павел.
– Послушайте, Клюфт. Вы мне не ответили. Вы не хотите, чтобы больше кто-то пострадал. Да или нет?
– Да, – Павел опустил голову.
А что он еще мог ответить?! Что?! Странное геройство – оклеветать себя! Оговорить себя, чтобы помочь другим? Абсурд! Но этот абсурд становится реальностью. Повсеместной реальностью. Оговорить, значит, остаться человеком, не предать себя! Оговорить себя, значит, сделать добро людям! Оговорить! Сейчас этот человек попросит именно этого.
Но Маленький вдруг сказал:
– А Вера Щукина, вы же не хотите, чтобы она пострадала? А?
– Не хочу… – Павел закрыл глаза.
– Вот и хорошо. Значит, вы должны вообще забыть, что она есть! Понимаете, забыть! И все! Ее нет! Понимаете, вы не знаете никакой Веры!
Павел гневно посмотрел на Маленького. Он тяжело дышал. Андрон глаз не опустил, выдержал тяжелый взгляд арестанта. Павел отвернулся первым и без спросу потянулся за еще одной папиросой. Маленький воспринял это, как знак согласия:
– Если вы желаете Вере счастья, то вы сделаете все, чтобы она была счастливой. Простите за тавтологию! Но вам нужно это сделать. Никаких писем! Никогда! Никаких воспоминаний о Вере при посторонних! И никаких попыток связаться с ней! Поймите, если вы это попытаетесь сделать, вы погубите ее!
Павел сидел и, низко опустив голову, курил. Делал затяжку за затяжкой и слушал. Он готов был заорать от бессилия. Он готов был вцепиться с яростью тигра в горло этого человека! Но он сидел и курил…
Андрон взял стул и поставил рядом с Клюфтом. Расстегнул верхнюю пуговицу на кителе, медленно сел. Они так и сидели рядом, словно два друга в кинотеатре! Локоть к локтю! Оба чувствовали дыхание соседа. Чувствовали и молчали. Наконец Павел тихо спросил:
– Почему?
– Что? – отозвался Андрон.
– Почему вы это делаете? Мне не понятно? Вам же проще было ее арестовать… как вы сделали с остальными?
– Да, но я не могу этого сделать. Не могу и не хочу.
– Почему?
– Потому, что Вера моя невеста!
– Что?!! – Павел посмотрел на офицера широко раскрытыми глазами.
Тот, словно смущаясь, тяжело вздохнул и грустно добавил:
– Да, Павел, она моя невеста!
Удар страшной силы сотряс его голову. Павел врезал ему по челюсти что есть силы. Маленький вместе со стулом рухнул на пол. Клюфт запрыгнул на него сверху и, усевшись на грудную клетку, сжал руками горло. Маленький понял – еще секунда и арестант его задушит. Хватка была мертвой. Андрон не мог вздохнуть. Его глаза вылезли из орбит от напряжения. Павел душил его с шипеньем змеи: