Падшие в небеса.1937
Шрифт:
– Арестованный, вы предупреждены обо всех правилах поведения на «очной ставке». Обо всех. Сейчас вы увидите человека, помните, вы не имеете права до него дотрагиваться, говорить с ним без разрешения следователя и подавать скрытые сигналы! При любом нарушении я буду вынужден прервать процедуру допроса. Вам все ясно? – Маленький уставился на Павла.
Тот сглотнул слюну и выдавил из себя:
– Да…
Он предупредил. Он дал понять: Павел не может говорить с Верой! Не может! Он не может ей даже подать знак! Не может обнять ее! Что это за свидание и вообще! Значит, тут будут посторонние! И они будут
Павел тяжело вздохнул. В камеру зашел сержант. Он виновато уставился на Андрона и спросил:
– Там к вам привели. Ну, кого вы вызывали. Вводить?
– Да, – Андрон медленно прошел в угол кабинета.
Он не сел на свое привычное место за столом, а в углу на стул. Расстегнув верхнюю пуговицу, расслабил воротник гимнастерки. Андрон волновался, поэтому совсем тихо вымолвил:
– Я предупреждаю вас, Клюфт, предупреждаю. Всего несколько минут. Всего. И все. Я не могу дать больше. И помните, тут будет свидетель. Он все слышит. Так что никаких речей, что вы друг друга знаете. Никаких! Помните, ей может это навредить! Вы ее не знаете! Не знаете!
Дверь распахнулась, и на пороге появился сержант. Он гостеприимно, словно слуга перед барином, махнул рукой:
– Проходите, гражданка. Вот туда, – повернувшись, солдат громко прикрикнул. – Товарищ следователь! Гражданка Щукина доставлена по повестке. Как свидетель. Явилась добровольно!
И в кабинет вошла она! Вера! Верочка! Грустные глаза. Грустные, печальные глаза, первое, что заметил Павел. Она смотрела на него. Ее губы немного дрожали. Она волновалась. Девушка сделала несколько шагов и встала посредине кабинета. Она не могла оторвать взгляд от Клюфта. И он наслаждался ею, любовался. Чудный маленький носик и тонкие вразлет брови. Длинные волосы ржаного цвета аккуратно заколоты на затылке. Но на губах нет ее чарующей, немного грустной улыбки. Напротив, она очень печальна. Павел непроизвольно опустил взгляд ниже. Едва заметный, маленький упругий животик. Она прикрывает его руками, стесняется. Она изменилась. Она та и не та. Она стала взрослей. Вера смотрела испуганно и молчала. Андрон прервал паузу громким возгласом:
– Гражданка Щукина, садитесь!
Девушка растерянно попятилась. Она не могла оторваться взглядом от Павла. Родной человек. Милый и родной человек. Он. Он напротив нее. Кинуться и обнять его! Но нет, этого нельзя. Какая это мука – вот так, подчиняться командам какого-то постороннего человека.
Павел тоже молчал. Он ждал. Он даже не знал, чего?! Но он ждал!
– Гражданка Щукина, надеюсь, вас не нужно предупреждать о даче заведомо ложных показаний? – пробасил Андрон.
– Нет-нет, – отрешенно ответила Верочка и отмахнулась от Маленького рукой как от надоедливой мухи.
Офицер покосился на сержанта. Солдат лениво наблюдал за этой сценой, было видно – ему все равно, что происходит в кабинете.
– Узнаете ли вы этого человека? – нарочито громко спросил Маленький.
Слова его предназначались сержанту, его ушам. Его вниманию! Но конвоир не отреагировал. Он отвернулся и, покосившись на стул, попятился назад. Аккуратно сел, пристроившись на краешек седалища, зевнул и отвернулся.
– Нет, я не знаю этого человека! – громко и четко сказала Вера, она тоже покосилась на солдата.
На ее глазах выступили слезы. Девушка вновь посмотрела на Павла. Только на него! На него единственного!
– А вы, арестованный, знаете эту гражданку? – вновь громко спросил Маленький.
Клюфт не ответил. Он не мог ничего сказать. Его грудь распирало от эмоций, которые он сдерживал последними усилиями воли. Он хотел кинуться к Верочке, подхватить ее на руки и унести отсюда прочь, туда, на волю!
– Арестованный, последний раз повторяю! Вы узнаете эту гражданку?
– Нет-нет, – очнувшись, пробубнил Павел.
– Так и запишем! – театрально крикнул Андрон.
Он прошел и сел за стол. Но писать ничего не стал. Лишь обмакнул перо в чернильнице и опустил его на чистый лист бумаги. Маленький вновь украдкой поглядел на сержанта. Тот смотрел на окно.
– Сержант! – гаркнул Маленький.
Солдат встрепенулся. Вяло вздохнул, привстал со стула.
– Сержант, позовите срочно вашего разводного старшину!
– Не понял? – опешил сержант.
– Я говорю, позови старшину, мне нужно ему записку на пост номер три передать! Срочную! Завтра, по поводу пропусков!
– А?! – буркнул солдат и, поднявшись в полный рост, лениво вышел из кабинета.
Дверь хлопнула. Они остались втроем. Вера с надеждой и мольбой во взгляде посмотрела на Андрона. Офицер все понял и тяжело вздохнул:
– У вас есть две минуты! Две!
Павел бросился к Вере. Он упал у ее ног на колени. Он целовал ей руки. Она пыталась приподнять его голову…
– Вера! Верочка! Родная, все будет хорошо! Все будет хорошо! Ничего не бойся! Как ты, родная?! Как ты живешь! Как твое здоровье?
– Паша. Погоди, погоди! Паша! Послушай меня, у нас мало времени! – Вера плакала.
Она погладила Павла по волосам. Тот вздрогнул, замер и медленно поднял голову. Посмотрел на Веру. Он ждал, что она скажет. Щукина давилась слезами. Она гладила Павла по щеке кончиками пальцев. И вдруг… протянула левую руку. В ладони зажата бумага. Павел с недоверием и страхом смотрел на этот помятый листок.
– Паша. Милый. Вот-вот!.. Ты должен это прочитать!.. Так надо! Паша!!! Так надо! Я не могу тебе всего сказать! Не могу!!! Надеюсь, ты сам все поймешь! Сам!!! Сам все поймешь! Прости меня, Паша! Прости!!! – Вера зарыдала и разжала ладонь.
Скомканная бумажка упала Павлу на колени. Он медленно поднял ее и хотел развернуть, но раздался окрик Маленького:
– Арестованный! Встаньте с колен и сядьте на место! – Андрон нервно посмотрел на часы на руке.
Вот-вот должен был зайти сержант. Павел растерянно взглянул на офицера, затем на Веру. Она рыдала.