Падший ангел
Шрифт:
Лиза не подала ему руки.
— Я возвращаюсь в Фиалковую Лужайку, Айван, — заявила она. — Пони вы можете забрать с собой, а я, если надо, и пешком дойду.
— Вы бы, пожалуй, пошли пешком, алаинн. Да только сейчас вы пытаетесь бороться не со снегопадом, а со мной, а это совсем другое дело. Так что лучше слезайте с повозки, пока я сам вас не стащил.
Так как Лиза не двигалась, Айван уже готов был выполнить свое обещание, когда она вдруг слезла с другой стороны повозки и, накинув на плечи манто, побежала по направлению к дому. Но, конечно, при ее усталости и в ее наряде, который стеснял
— Я никуда не поеду с вами! Не поеду! — закричала Лиза, но он взял ее на руки и прижал к себе, не обращая внимания на сопротивление. Он только посмеивался в ответ на ее попытки вырваться.
— Айван, отпустите меня! — потребовала Лиза.
— А вы поедете со мной в замок?
— Я хочу вернуться домой.
Рука Айвана коснулась ее ягодиц. Лиза содрогнулась.
— Ну, поедем в замок? — спросил он, насмешливо глядя на нее.
— Да! — поспешно выпалила Лиза, лишь бы только он отпустил ее.
Но когда он действительно освободил ее, Лиза снова направилась в сторону Фиалковой Лужайки. Она не хотела сдаваться. Но Айван вскоре настиг ее, и они оба упали в снег, причем он оказался наверху. Лиза пыталась освободиться, но безрезультатно. Теперь она ругала себя. Ей не следовало вовсе ездить на бал или, по крайней мере, надо было не разлучаться с Эвви и ни с кем не танцевать. Тогда она не услышала бы ранящих душу слов Летиции, а главное, тогда Айван не смог бы мучить ее весь вечер.
Лиза знала, однако, что ей следует бороться не только с Айваном, но и со своим влечением к нему. Когда он поглядел ей в глаза, Лиза поняла, что снова потерпела поражение. Во взгляде его выразилось какое-то новое для него чувство, что-то одновременно притягательное и опасное, нечто такое, что могло сулить и блаженство, и муки. И Лиза поняла, что ради первого она готова будет примириться со вторым.
— Возвращайтесь в замок, дорогая, — прошептал Айван, — перестаньте, наконец, бороться со мной.
Она покачала головой и печально ответила:
— Айван, мы ведь погубим друг друга.
Он поцеловал ее холодную руку, а потом вдруг положил ее руку на свой шрам.
— Погубим, значит, погубим, — хрипло ответил он.
Айван поцеловал ее в губы, и этот поцелуй заставил ее на несколько мгновений забыть обо всем. Но когда Лиза с помощью Айвана снова встала, к ней опять вернулись прежние страхи. Айван, не говоря ни слова, взял се за руку и повел было к своему коню, но девушка снова заупрямилась.
— Нет, Айван, мне нельзя, — воспротивилась она ему.
Айван повернулся к ней лицом и бережно отряхнул снег с ее волос.
— Лиза, я пять лет мечтал о такой ночи, — прошептал он. — Не пытайтесь теперь помешать мне.
— Вы мечтали об этом только ради мести, — проговорила она, — но я не такая дура, чтобы допустить это.
— Дура, не дура! — зло повторил Айван. — Это ведь я остался в дураках! Меня так давно все это мучает, что я не желаю больше терпеть. Пора покончить с этим! Этой ночью я избавлюсь от наваждения и помогу вам от него избавиться. Айван взял ее на руки и усадил в седло. Она попыталась слезть, но он не дал ей этого сделать. Айван сам уселся на коня, и вскоре они уже скакали обратно в замок.
Снегопад становился сильнее,
Маркиз подвел ее к черному ходу, как раз в то время, когда очередная группа гостей уезжала с бала. Закрыв за собой дверь, Айван прижал ее к своей груди и снова жадно поцеловал. В эту минуту Лиза поняла, что пути назад уже нет. Айван был непреклонен, и по выражению его лица она поняла, что его теперь не смогло бы остановить даже целое войско.
Айван долго вёл ее по безлюдным коридорам, пока они наконец не оказались в его апартаментах. В душе Лизы боролись страх и возбуждение. В глубине души она всегда знала, что ее влечет к Айвану, но страх перед будущим мучил ее. Что ждет ее, кроме боли и тоски, если она уступит его домогательствам? Он, как это бывало прежде, начнет преследовать других женщин, а о ней забудет, как о старой, никому не нужной игрушке.
Лизе захотелось непременно остановить Айвана. Если она не сделает этого, то все, что говорила о ней Летиция, может стать горькой правдой.
— Айван, я прошу, не надо… — начала Лиза, но ему было не до споров. Он просто взял ее на руки и перенес в свой кабинет, а оттуда в спальню и там поставил ее на ноги у огромного пылающего камина. Лиза оглядела эту просторную, темную комнату, которая была бы довольно мрачной, не будь здесь украшений в готическом и романтическом стиле, Хотя здесь жили и отец, и дед Айвана Трамора, но, по иронии судьбы, это помещение особенно подходило его нынешнему хозяину.
Айван снял манто с ее плеч и бросил его на пол. Лиза почувствовала, что ей холодно. Она действительно замерзла, но дрожала не только от холода. Ее пугала мрачная решимость, написанная на лице Айвана. Между тем он, подойдя к дубовому буфету, достал оттуда графин и налил в стакан какой-то напиток.
— Выпей, алаинн, — сказал он, вручая ей бокал.
Лиза выпила содержимое бокала залпом. Обращение «алаинн» всегда было неприятно ей, потому что напоминало обо всем самом тяжелом, что было в их отношениях.
— Еще? — спросил он.
Она покачала головой и молча вернула бокал.
Посмотрев ему в глаза, Лиза поняла, что единственный способ остановить его — это его убить. Он держал теперь ее на руках и не собирался упускать. Наклонившись, Айван стал целовать ее в щеки, в нос, в шею. «Если бы запахи имели цвет, — подумала Лиза, — то запах, исходящий от Айвана, имел бы цвет красного бургундского вина». Его близость расслабляла ее. Когда Айван начал расшнуровывать ее платье, она вздрогнула. Это снова была смесь удовольствия и страдания.
Раздевая Лизу, Айван пожирал ее глазами. Прежде чем снять с нее платье, он некоторое время смотрел, как она выглядит в этом наряде. Потом он стянул с ее головы сетку для волос, украшенную кристаллами, и швырнул ее на пол. Волосы Лизы теперь ниспадали на плечи, к явному удовольствию Трамора. Он стал гладить ее шелковистые кудри. Самый цвет ее золотистых волос, казалось, завораживал маркиза. Потом он вдруг пробормотал:
— Мне никогда не отделаться от вас, Лиза. Мыс ли о вас будут преследовать меня всю жизнь.