Падший
Шрифт:
Так разве бывает?
Я даже усмехнулся остававшейся ещё во мне наивности. Когда накануне ты кинжалом убил двух чудовищных оккультистов, когда вдруг узнал, что твоей семьи никогда на самом деле не существовало, но при этом ещё сохраняешь способность удивляться такой мелочи, как горящий внутри сознания факел - это определённо талант!
“Двести восемьдесят семь, двести восемьдесят восемь”. Шаги снова послышались цокотом, и я даже решил было, что всё пошло по кругу. Но нет. Вместо кошачьей мягкости зазвучало еле различимое шуршание чешуек о хорошо прогретую солнцем землю. Странно, но даже оно имело строгий последовательный
Когда машина вдруг остановилась, я, не дожидаясь вопроса, сам громко произнёс своё имя. Ну всё, мы на месте. Каким бы оно ни было. Скоро весь этот фарс, под названием моя жизнь, закончится.
Странно, но сейчас собственное имя уже не слышалось мне обычным, простецким, каким казалось всю жизнь. Наоборот, в нём появилась некая экзотика, что ли. Необычность и новизна. Я даже прошептал его несколько раз с разной скоростью, как бы пробуя его звучание в различных ситуациях: от восторжено-протяжного “Зо-о-о-ори-и-ин” в бойцовском октагоне до короткого, колкого, как тычок шилом под ребро где-то в тёмной подворотне - “Зорин!”.
“Триста тридцать три”. Этот шаг прогремел каскадным артиллерийским залпом, заставив меня даже вздрогнуть от неожиданности. Интересно, чьи это шаги? Кто так целеустремлённо идёт на этот огонёк посреди плотной серой ваты ничего?
Я знал ответ. Мне уже давно его подсказали, но я по-прежнему не хотел до конца верить.
Боковая дверь фургона отъехала в сторону и я апатично воззрился на шумно дышащую девушку. Одно только маленькое чёрное платье хорошо сидело на Алине, в остальном же девушка выглядела скверно. От былой уверенности и пафоса остался разве что едва уловимый шлейф, как от дорогих, стойких духов. Она знала, что делала, это да. Действовала чётко и, по всей видимости, правильно. Но притом слишком сильно боялась неудачи.
Да-а-а… От неё так и веяло сладким страхом!..
— Назови своё имя!
– стащив с переднего сиденья спортивную сумку, опять приказала она.
Я повременил с ответом, всего-то буквально секундочку-две, но этого с лихвой хватило, чтобы Алина вмиг выпрямилась настороженной куницей.
— Александр Зорин моё имя. Я всё ещё здесь…
Наверное, этим я хотел показать свою борьбу, которой на самом деле не было. Понимание, что когда настанет время, моё тело окончательно станет не моим, было незыблемым. Просто пока ещё не пришло время. Он пока ещё не пришёл.
“Четыреста пять, четыреста шесть”.
— А ты сильный… - вроде бы даже с сожалением проговорила Алина, продолжая какие-то приготовления.
— Да, - согласился я, мечтательно глядя в металлический потолок фургона.
– А ещё, я отлично танцую. Я бы хотел тебя потанцевать.
Пухлые губы девушки поджались, а руки сделали пару ненужных движений там, в глубине сумки. Огонёк, венчавший чашу факела-посоха, слегка дрогнул.
— Знай: я ничего не имею против тебя лично. Я просто хочу выжить.
— Скажи ещё, что ты меня любишь, - усмехнулся я гортанно.
— Может и сказала бы, живи мы просто среди людей…
“Четыреста сорок два, четыреста сорок три”.
Наверное, когда я мысленно досчитаю до треклятого “шесть-шесть-шесть”, меня окончательно не станет. Моё тело займёт какой-то демон, которому оно, по-видимому, всегда и предназначалось. И это не он тут гость, нет. Гость в этом теле я, как бы горько и противно не было от подобной мысли.
Чёртово
— Назови своё имя, - не поднимая глаз, выпрямилась Алина. Обеими руками она держала перед собою опущенный остриём к земле кинжал. Тот самый, которым я орудовал в мерцании ангара. Именно им я выпил Пламень из двух чересчур жадных оккультистов, решивших не исполнять данный им приказ прямо и внести свои “коррективы”. Он-то, их мизерный Пламень, и горит теперь в жаровне факела-посоха внутри, являясь самым настоящим маяком.
— Оно не изменилось, красавица - криво усмехнулся я и медленно сел, упершись локтями в колени. Мне становилось неуловимо весело от происходящего. И жутко забавлял тот факт, что мы всё больше менялись местами. С каждой минутой, с каждым шагом, отсчитываемым мною голове, я понимал в происходящем больше и больше, в то время как Алина из таинственной роковой девушки, так маняще старше тебя-восемнадцатилетнего, становилась просто дрожащей пигалицей, запомнившей лишь азы ритуального призыва.
“Пятьсот тридцать один, пятьсот тридцать два”.
Помимо сладкого страха, я чуял от неё полноценный запах нашей крови. Рискуя собственной жизнью, она напала на культистов, чтобы не дать им меня убить. Зачем? Явно не из человеколюбия. Такие, как она, лишаются человеколюбия чисто из прагматичных соображений ещё во чреве матери. Для чего любить пожираемый тобою скот?
Она хотела защиты. Предала свою Семью, и теперь искала покровительства - вот зачем она отвлекла культистов на себя. По этой же причине она стреляла в них из человеческого оружия. Видимо, Семья лишила заблудшее дитя всех Имён, отчего даже ничтожнейшие стали представлять для неё серьёзную угрозу. Глупый шаг с её стороны. Наверное, мать плохо постаралась, когда носила её.
“Пятьсот девяносто девять. Шестьсот”.
— Тебе назвать моё имя?
– вставая, спросил я с улыбкой. Пламя воткнутого в пепел факела задрожало, словно бы в страхе.
Алина вздрогнула, но потом опомнилась, отступила на шаг, давая мне место, и пала ниц. Она двигалась достаточно грациозно, что не могло не радовать глаз. И делала всё правильно. Пока.
Касаясь земли коленями и одной рукой, вторую руку, что была с кинжалом, девушка выбросила строго над собой. Длинные чёрные волосы распались и скрыли её лицо, зато обнажили затылок с большим родимым пятном и тонкую шею с едва заходящим на неё чёрным пунктиром защитной татуировки. Она как могла старалась медленно дышать и унять дрожь, так хорошо заметную на лезвии тяжёлого кинжала.
“Шестьсот тридцать два. Шестьсот тридцать три”.
Двумя пальцами я взял девушку за подбородок и поднял к себе её лицо. Красивое и выразительное, с живыми раскосыми глазами с хитрецой и аккуратными, правильно выделенными губами. Ничего лишнего. Хорошая работа. Внешность её родителям, в отличие от лояльности, удалась очень даже достойно. Алина шумно сглотнула, стараясь не моргать.
“Шестьсот сорок девять”.
Рука её уже вовсю дрожала от тяжести кинжала. Непривыкшие к такому мышцы девушки болезненно сокращались, но изменить положение тела она не смела. Ритуал от неё уже не зависел. Всецело, от этой самой минуты и до самой последней, он зависел только от меня. А я торопиться не желал.