Падший
Шрифт:
Чёрные ноготки перестали отбивать дробь, Алина удивлённо посмотрела на меня и вдруг громко рассмеялась, запрокинув голову так, что стала видна часть пунктирной татуировки.
— А я уж думала, и не спросишь. Нет, нет, что ты! Всё гораздо сложней!
Её смех здорово разозлил меня. И движения её, мимика и смех, вдруг показались мне неуверенными, нервными. Будто она сама готова была бежать отсюда в любой момент.
— А ты? Ты разве не такая, как те двое?
– спросил я резко, с вызовом, испытывая какое-то странное удовольствие от её реакции. Она дёрнулась, как будто
На самом деле, я понимал, что она другая. Нет, даже не так. Я знал это. Как и то, что самим этим вопросом её серьёзно оскорблю.
— А знаешь, это даже интересно, - вдруг оживилась она, удобней усаживаясь на стуле.
– Почему бы тебе и правда что-нибудь не рассказать, пока ты ещё тут! Это может быть забавным!
— Пока я “ещё тут”? Думаешь, я куда-то денусь?
— Обязательно. Но ты спрашивай, я отвечу, - и она закинула ногу на ногу, обнажив шикарное бедро, которое я не преминул хорошенько рассмотреть.
— Где. Мои. Родители.
— Вот же заладил!
– Алина закатила хитрые, подведённые стрелками глазки.
– Родителей твоих, мальчик, никогда…
— Моё имя Саша.
— Да нет никакой разницы, как тебя зовут!
– катком прошлась по мне она, нехорошо улыбаясь.
– Пойми, ты - так называемая куколка. Бездушный человечек, готовое вместилище, беззаботно живущее до совершеннолетия за счёт и во имя одной из могущественных Семей, которые враждуют меж собой уже сотни, тысячи лет! Одни хотели тебя утилизировать, другие - использовать. Такова наша реальность, понимаешь? И весь смысл твоей жалкой жизни только в том и заключался, чтобы вырасти и уступить своё тело. Но я, - довольная, как кошка, Алина откинулась на стуле, - решила иначе. Я обманула их всех.
Она нервно глянула на часы, поменяла местами изящные ноги. Никто из посетителей кафе не обращал на наш странный диалог ни малейшего внимания. Для них будто бы не существовало двух молодых людей за съеденной пиццей, во весь голос размышляющих о демонах. И теперь я уже не смог бы встать и уйти отсюда, даже если бы очень захотел…
Со мной что-то происходило: сердце молотило бешено, а дыхание постоянно прерывалось, будто бы за ненадобностью. И в голове был уже никакой не шум, а чёртово цунами, которое вот-вот с рёвом вырвется на ближайший перекрёсток.
И Алина казалась мне теперь какой-то… школьницей. Маленькой, наивненькой девочкой, уверовавшей в собственные планы. Заблудившейся в страхе и незнании, задыхающейся в страстном желании продлить собственное существование.
Она ничем не отличалась от такого же испуганного пацана напротив. Ничем.
— А ведь я тебя спас, - вдруг произнёс я с ледяным спокойствием и улыбнулся.
— Мы квиты, забыл?
– опрометчиво не глядя на меня, отмахнулась девица.
– Тот тощий уработал бы тебя в два счёта, не попади в него я.
Но в следующую секунду немного раскосые глаза Алины расширились. Наши взгляды встретились. Она замерла в каком-то почти священном трепете, прижав руки к крупной груди, и едва различимо прошептала:
— Началось…
Глава 4
Что-то
Тело принадлежало мне будто бы не полностью. Зато без следа сгинула горячка, шум в голове тоже пропал, и на их место пришла неподъёмно тяжёлая… не слабость даже. Какая-то всеобъемлющая, абсолютная апатия. Я прекрасно помнил, как дошёл до фургона, как затем устало улёгся на длинное пассажирское сиденье, и даже как сам подставил накрест сложенные кисти, думая что Алина захочет перемотать их скотчем, в чём ошибся. Это всё делал и я, и не я одновременно.
Было ли мне страшно? Совершенно точно. Только страх за собственную жизнь перестал быть чем-то определяюще важным, как бы отойдя на второй, а может и на третий план.
Мы куда-то быстро ехали, и всё это время я лежал на сиденье, не поднимаясь. Алина за рулём то и дело оборачивалась и зачем-то громко спрашивала, как моё имя. Надо же, теперь-то она им заинтересовалась!
— Александр Зорин.
Наверное, ответ чем-то не устраивал девушку, и потому она, спустя какое-то время, спрашивала вновь. А судя по тому, сколько раз вопрос повторялся, ехали мы долго.
Впрочем, скоро мне уже было плевать и на это. Я - увлёкся счётом.
“Двадцать два, двадцать три… двадцать четыре”.
Я считал шаги. Они отчётливо звучали внутри моей головы, и узнать их финальное количество сделалось наиважнейшей, интереснейшей задачей на всём белом свете! Шаги явно приближались, но никогда не меняли темпа, как идеальный, совершенный метроном.
“Тридцать один, тридцать два, тридцать четыре”.
И почему вдруг куда-то запропастился тридцать третий шаг?..
— Назови своё имя!
– послышалось нервное из кабины. Фургон тряхнуло, затем ещё раз.
— Александр Зорин.
“Сто двадцать два, сто двадцать три”. Звук шагов постоянно менялся. Иногда это был цокот: то будто бы острых копыт, то каблуков с металлическими набойками, как у чечёточников. Иногда - почти шелест мягкой кошачьей поступи. А порой шаги гремели грязными солдатскими сапогами по белому в прожилинах мрамору взятого штурмом дворца.
Единственное, что я ещё мог делать полностью самостоятельно, так это думать. Во всяком случае, мне так казалось. И я думал: вспоминал заботливо оставленную на кухонном столе, всегда вкусную мамину еду, мысленно обнимал Ксюху. Странно, но я только сейчас понял, что её волосы пахнут хмелем. И всегда пахли. Интересно, а она об этом знала?..
Машину опять здорово тряхнуло.
— Назови своё имя!
— Александр Зорин.
Эта игра начинала утомлять, но поделать с ней я ничего не мог. Усердно считая шаги, я вдруг разглядел огонёк где-то как бы внутри самого себя. Или даже факел. Да, точно, это был факел: высокий, из воронёного металла, острым концом воткнутый в землю. Или скорее в пепел. Факел был совсем слаб и горел посреди бесконечного беззвучного тёплого ничего.