Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938-1939

Фляйшхауэр Ингеборг

При этом Сам пакт и примыкающий к нему секретный дополнитель­ный протокол по-прежнему нуждаются в интерпретациях и оценках с точки зрения советских намерений. Крайняя неясность текстов и неоп­ределенность применяемых понятий, особенно основополагающих по­нятий, содержащихся в секретном дополнительном протоколе, оставляют открытым множество возможностей истолкования.

Это ка­сается в первую очередь цели территориального разграничения путем определения демаркационной линии и объема понятия «сфера интере­сов» (не случайно в современной внутрисоветской дискуссии это понятие — как правило, под воздействием обратного перевода с английского — нередко передается как «сфера влияния»). Если уж в восприятии современных историков формулировка «в случае террито­риально-политического переустройства» означает не неизбежно вой­ну, а эвентуально мирный раздел с помощью второй Мюнхенской конференции [1329] , то с учетом особых обстоятельств, сопутствовавших переговорам и подписанию пакта, право на это можно a fortiori при­знать и за исторически менее образованным Сталиным, особенно приняв во внимание спорность предложенных ему текстуально сомнительных переводов проектов обсуждавшихся документов (слово «переустройство», синонимами которого являются «перестройка», «но­вое обустройство», «реорганизация», не содержит в своем значении ни­какого военного оттенка).

1329

См. статью Ф.Майера в журнале «Шпигель» от 7 августа 1989 г. (с. 94).

В результате в фокусе внимания неизменно оказывается вопрос проникновения в тайну мысли и воли Сталина. Изучение этого вопроса должно остаться прерогативой советских исследователей. Автор насто­ящего исследования уклонилась от решения этого — не поддающегося ответу на основании предметного анализа источников — вопроса, по­зволив себе рассматривать тогдашний образ действий Сталина в значительной мере с той «привилегированной» колокольни непосредствен­ного свидетеля событий, с которой взирало на них германское посольст­во в Москве. Там

отдавали себе отчет в безответственности проводившейся Гитлером политики диктата и насилия, а потому гос­подствовало полное понимание в отношении советской политики уми­ротворения; более того, Шуленбург и его сотрудники немало сделали для того, чтобы ссылками на неизбежные в противном случае последст­вия укреплять Советское правительство в его курсе на умиротворение.

Если взглянуть на происходившее тогда их глазами, то даже образ действий Сталина в период заключения пакта, выдвигающий перед со­временным исследованием все больше проблем, предстает в значитель­ной мере убедительным [1330] . Его осуществлявшиеся с оборонительными намерениями политические и военные шаги — в отличие от открыто аг­рессивных актов его соперника — предпринимались по крайней мере под знаменем легальности. Можно было, как об этом писал в те годы Карл Буркхардт графине Марион Дёнхоф, озадаченно наблюдать, как определенные «государства прячутся за своими международно-право­выми кулисами, используя при этом не обычный человеческий, а иск­лючительно юридический язык конвенций, причем всем смертельно опасным событиям предшествуют безнадежные войны формальных дипломатических нот» [1331] — германское посольство в Москве практико­вало эту «войну дипломатических нот», сознательно, считая ее средст­вом предотвращения или, на худой конец, отсрочки действительной войны. Советское правительство шло ему в этом навстречу.

1330

Тема эта будет центральной в моей работе, посвященной усили­ям, прилагаемым германской дипломатией в России для предотвраще­ния войны. Публикация должна увидеть свет в июне 1991 г

1331

C.Burckhardt. Memorabilien. Erinnerungen und Begegnungen. M"unchen, 1977, S. 279.