Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938-1939

Фляйшхауэр Ингеборг

И сам Гитлер в публичных высказываниях не делал секрета из сво­их конечных целей. Втайне он обдумывал рассчитанные на долгосрочную перспективу средства ослабления Советского Союза, дабы в подходящий момент иметь возможность без труда покончить с ним. Первый успешный ход в этой «большой игре» был сделан в 1937 г. с по­мощью аферы, связанной с Тухачевским: одним махом он добился ос­лабления Советского Союза в военном отношении вплоть до временной небоеспособности, оторвал от него его союзников — Париж и Прагу и надолго подорвал его международную репутацию. Это был первый шаг на пути подготовки к походу в Россию. Первые плоды этой акции Гит­лера выразились в парализации усилий по оказанию помощи Чехосло­вакии во время судетского кризиса.

Вторым шагом такого рода явилось исключение СССР из числа де­ржав, участвовавших в переговорах в Мюнхене, и достигнутая таким путем его внешнеполитическая

изоляция. В ситуации, когда Совет­ский Союзе помощью секретного дополнительного протокола к антикоминтерновскому пакту (1936 — 1937 гг.) уже был зажат между молотом антибольшевистской ориентации Германии и наковальней военного нажима со стороны Японии, Гитлер — стоило ему лишь захо­теть — легко мог повернуть его в состояние далеко идущей неспособности к союзам, ограниченной готовности к обороне и изоля­ции.

Третьим шагом Гитлера было намерение впрячь Советский Союз в телегу военного союза с рейхом и на какое-то время перевести двусто­ронние отношения в фазу а-ля Рапалло. Последняя должна была на­чаться с заключением германо-советского «союза для войны», который позволил бы вермахту покончить с противниками на Западе, прежде чем, гарантировав себе тыл и сырьевую базу, обратиться против самого Советского Союза.

Соглашательство глав западных правительств в Мюнхене укрепи­ло Гитлера, как это можно понять из его выступлений перед военными, в убеждении, что ему не составит труда разделаться с западными державами. Тем фоном, на котором началась теперь военно-политическая игра ва-банк, явилось состояние германской экономики, которую он фактически разрушил и мог избавить от полного краха лишь с по­мощью гигантских военных прибылей. Гитлер хотел, с одной стороны, расширить сырьевую базу германской экономики с помощью приобре­тений на Востоке (использование ресурсов Румынии и присоединение Украины или хотя бы Польши), а с другой — договорно гарантировать нейтралитет СССР. В этом для него, готового напасть на Польшу и за­падные державы даже одновременно, состояла не в последнюю очередь оглядка на генералитет: немецкиё военные крайне неохотно соглаша­лись на войну, которая в перспективе могла бы оказаться войной на два фронта.

Чтобы добиться этого, Гитлер на протяжении десяти послемюнхенских месяцев использовал любую возможность для обескуражива­ющих и противников, и союзников тактических volte-face. Неизменной же стратегической целью его оставалась война. Постоян­но имея перед глазами эту свою цель, он в первые три месяца терпел стимулированные различными и частично противоречивыми со­ображениями усилия германского посольства в Москве и отдела экономической политики МИД по оживлению и расширению советско-германского товарообмена. Его главный интерес в этот промежу­ток времени был направлен на то, чтобы склонить Польшу к соучастию в аннексии Советской Украины.

На рубеже 1938 — 1939 гг. общая картина начала меняться: стано­вилось очевидным, что Польшу едва ли удастся склонить к участию в антисоветском альянсе, тогда как усилия ориентированных на сотруд­ничество с Россией кругов по оживлению германо-советской торговли стали приносить первые плоды, ибо растущая потребность Советского Союза в безопасности стимулировала такие формы политики экономи­ческого умиротворения, какие пытались внедрить, преследуя различ­ные цели, МИД и другие ведомства (прежде всего ведомство Геринга). Гитлер не замедлил использовать эту новую ситуацию в тактическом плане, сделав 12 января 1939 г. на приеме дипломатического корпуса в новом здании имперской канцелярии театральный жест сближения с Советским правительством. Жест этот — даже независимо от того, что сказанное Гитлером осталось неизвестным, —должен был быть оценен советской стороной как первая инициатива, открыто проявленная фю­рером с целью улаживания нараставшего германо-советского конф­ликта, а такая оценка — перед лицом опасной внешнеполитической изоляции и ограниченной политической и военной дееспособности СССР —не могла с неизбежностью не послужить советской стороне по­водом для серьезных размышлений.

Эта рассчитанная на приведение всех и вся в замешательство игра была продолжена 30 января 1939 г., когда Гитлер, выступая с речью в рейхстаге, впервые за все время своего пребывания на посту рейхскан­цлера отказался от выпадов против Советского Союза, продолжив тем самым начатую на новогоднем дипломатическом приеме линию демон­стративного проявления показной доброжелательности в отношении Советского правительства. Его целью было в первую очередь запугать Польшу, посеять неуверенность в лагере западных держав и не допу­стить польско-советского и советско-западного

сближения, а во вто­рую — предварительно прощупать почву для последующей договоренности с Россией. Одновременно отзыв Шнурре показал миро­вой общественности, что в основе этой линии лежали отнюдь не долго­срочные — стратегические — планы, он был способен предостеречь Советское правительство не только в локальном, но и в общем, принци­пиальном плане!

После занятия Праги (15 марта 1939 г.) вопрос о союзе с Россией предстал для Гитлера в новом свете. С одной стороны, Польша отпадала как партнер и союзник в борьбе против России и Гитлер принял реше­ние ее ликвидировать, а с другой — Великобритания своей политикой предоставления гарантий создавала ситуацию, делавшую Советское правительство решающей гирей на весах принятия кардинальных ре­шений. Москва таким образом неизбежно становилась решающим фак­тором в военных планах Гитлера, касавшихся Польши. Собственно политическую инициативу Гитлер проявил 1 апреля 1939 г. на фоне уже ведшейся им разработки плана разгрома Польши. Его речь, произ­несенная по случаю спуска на воду «Тирпица», содержала, в сущности, весь характерный для последующих германских усилий в направлении сближения арсенал угроз и приманок, методов внесения раскола и ис­кушения соблазнами. Она явилась первым приглашением Советскому Союзу отвернуться от западных держав и переориентироваться на Гер­манию на основе формального признания рейхом советской внешнепо­литической доктрины мирного сосуществования.

Легшая в основу плана «Вайс» директива Гитлера от 3 апреля 1939 г., которая включала распространение предстоявших в Польше военных действий на территорию Прибалтики вплоть до старой Кур­ляндии, а также включение лимитрофов в состав рейха, предусматри­вала политическую «изоляцию Польши». Путь к этому вел либо через Лондон, либо через Москву. В то время как морально-политическая ценность обещанных Англией Польше гарантий поначалу не подверга­лась сомнению, их военная эффективность оставалась по крайней мере неопределенной. В противовес этому с Советским Союзом у Польши был пакт о ненападении от 1932 г., подтвержденный в двустороннем коммюнике от 26 ноября 1938 г., но не было договора о военной помо­щи, который Польша, как показала сдержанность Бека, проявленная в беседе с Потемкиным (10 мая 1939 г.), и не склонна была заключать. Тем самым логика вещей предписывала германской внешней полити­ке, стремившейся «изолировать Польшу», сначала путь в Москву.

Последовала — можно (предположительно) с точностью до дня на­звать в качестве отправной даты 11 апреля 1939 г., когда были утверж­дены, во-первых, «Директива Верховного командования вермахта» «об обеспечении границ Германского рейха и защиты от внезапных воз­душных налетов» и, во-вторых, план «Вайс» — длинная, охватившая период с апреля по середину августа 1939 г. цепь германских попыток зондажа и приглашений к переговорам представителей Советского правительства. Попытки эти исходили сначала от канцелярии Риббен­тропа, затем — неоднократно — от статс-секретаря внешнеполитиче­ского ведомства Эрнста фон Вайцзеккера, далее от отдела экономической политики МИДа, от германского посла в Москве в рам­ках официальной миссии и, наконец, лично от рейхсминистра ино­странных дел, причем самое позднее с 30 мая 1939 г. прослеживаются недвусмысленные ссылки на Гитлера. Целью этих приглашений к пе­реговорам было в первую очередь не допустить заключения трехсто­роннего соглашения между СССР, Англией и Францией, гарантировавшего безопасность Полыпе, а во вторую очередь — обес­печить советский нейтралитет в момент, когда дело дойдет до герман­ского нападения на Польшу.

В первом случае на достижение цели было направлено неоднократ­ное вмешательство Германии в трехсторонние переговоры как раз на критических стадиях последних. Это вмешательство германских госу­дарственных инстанций в ход переговоров стало возможным в резуль­тате значительной проницаемости информационного треугольника Берлин — Лондон — Москва. Выступая 22 августа перед генералите­том, Гитлер, согласно записям Бёма, заявил, что знает, что западные державы не хотели брать в отношении СССР «никаких позитивных обязательств, и переговоры всякий раз, когда на них вставал какой-то конкретный вопрос, заходили в тупик, поскольку на вопрос не следовал положительный ответ». Гитлер воспользовался этим хорошо извест­ным ему фактом для того, чтобы добиться и другой своей цели. Путем постепенного наращивания количества умело дозированных заманчи­вых предложений он надеялся пробудить у советской стороны заинтересованность в смене партнеров. Следует добавить, что эти предложения в конечном счете многократно превышали советские по­желания, адресовавшиеся западным державам: