Палачи и придурки
Шрифт:
— Ключи?
— Нет ключей, — враждебно глянул на него Ниязов и презрительно дернул плечом.
— Анвар Ибрагимович, ну зачем вы так! Зачем столько презрения, эмоций! Ай-яй-яй! Мы с вами маленькие люди, мы исполняем свой долг. Вы и я — вместе.
— Это не долг, а свинство, подлость! Я говорю, ключей нет! Здесь личные вещи профессора, он их запер и ключи увез с собой. И в его вещах никто не имеет права копаться!
— Что вы! Как раз личные вещи профессора нас и интересуют. Если нет там ничего предосудительного,
— Там не может быть ничего предосудительного!
— Вот мы и посмотрим, вот мы и проверим. Нет, говорите, ключей? Ну и не надо, — он пальцем поманил одного из оперативников, и тот подошел, держа уже наготове отмычку. Р-раз! — и все три ящика сорвались с запоров, отскочили.
Осторожно стал перебирать Виталий Алексеевич в верхнем ящике тугие папки, полные густо исписанных бумаг, иные пробегал глазами, из других выхватывал отдельные фразы.
— Это все труды профессора? — спросил он с оттенком иронического уважения.
— Все труды, — каменно сказал Анвар Ибрагимович в сторону.
— Да-да, одной рукой пишем, изобретаем, а другой взятки берем, мошенничаем, творим антиобщественные деяния! Ох, люди, люди!
— Какие взятки! Какие антиобщественные деяния! Да вы в своем уме? Всеволод Петрович — святой человек!
— Ну-ну, зачем кипятиться, дорогой. Ведь и Сатана, как я слышал, когда-то был Ангелом! Что уж тут говорить о нас, простых смертных!
Средний ящик тоже был набит папками — Виталий Алексеевич лишь переворошил их, зато к третьему, самому нижнему, приник с явным удовольствием: стояло там несколько баночек с какими-то белыми и желтоватыми порошками, с темными и светлыми жидкостями.
— Все это хозяйство мы изымаем на экспертизу. Протокольчик составим, честь по чести, — он взял в руку одну из баночек и прочитал написанное латынью на приклееной бумажке слово: — Мор-фин. Ага! Вот он, голубчик! А вы, Анвар Ибрагимович, говорите, что ничего предосудительного. Вот он, наркотик-то! Прямо осиное гнездо тут у вас! Взятки берем, наркотики распространяем!
— Что вы такое городите! Да, это морфин, — опять подскочил Анвар Ибрагимович, — мы его используем при опытах с животными!
— Вот как! И храним его в столе? А вы, как медик, не можете не знать, что существует установленный Минздравом порядок хранения наркотических веществ.
— Существует, — сразу сник Анвар Ибрагимович. — А что делать? Работаем в неурочное время, иногда до глубокой ночи. Для удобства...
— Не надо сказок! Впрочем, все выяснится в процессе следствия. Вы напрасно волнуетесь, все выяснится! — Виталий Алексеевич достал из «дипломата» чистый бланк.
Феликс Яковлевич умильно смотрел в широкую спину следователя.
Да, торопился Виталий Алексеевич, спешил, поэтому неудивительно, что в работе его произошел
— Вы?! — удивился он, потирая нос ладонью.
— Ха! И вы здесь? — обрадовался Николай Иванович. — Вам на какое время назначено?
— На десять тридцать, — почему-то шепотом сказал Юлий Павлович.
— И мне, и мне на десять тридцать, — на шепот перешел и Ребусов. — Ну давайте вы первый. По старшинству.
— Какое там старшинство! Нет уж, милый, давайте лучше вы. Вы хладнокровней. Я же волнуюсь шибко.
Николай Иванович махнул рукой, как бы подбадривал себя, согнулся вдвое и уже взялся за дверную ручку, но отпрянул и прошептал:
— Думаете, по тому самому делу? По заявлению?
— А по какому же еще? Разве вы за собой какие-нибудь другие дела знаете?
Николай Иванович беззвучно заржал и ринулся в дверь.
— Можно?
Просунул он в дверь свою рыбообразную голову и увидел темноватый, спартанской обстановки кабинет, простой канцелярский стол, за столом красивого мужчину — по всей вероятности, самого следователя В. А. Блохина, который в тот момент что-то говорил вдохновенно, и меж румяных его губ посверкивало золото зубов. Напротив же сидел коллега Ребусова — Александр Григорьевич Вульф и иронически улыбался. Увидев просунувшуюся в дверь голову, Виталий Алексеевич умолк на полуслове с приоткрытым ртом.
— Ждать! — крикнул он властно. — Ждать в коридоре!
Испуганно отпрянул Николай Иванович, налетев задом на топтавшегося в волнении за его спиной Юлия Павловича и в недоумении развел руками.
— Что? Что? — зашептал Юлий Павлович.
Но тут дверь приоткрылась, Виталий Алексеевич протиснулся в нее и быстро захлопнул за своей спиной, чтобы никто не заглянул, не рассмотрел бы ничего.
— Ну, что у вас? — недовольно глянул следователь.
— Мы по повестке! — обиженно выпрямился Николай Иванович. — Нам назначено!
— Знаю! Почему рано?
— Назначено на десять тридцать, — Николай Иванович показал часы и потыкал в циферблат пальцем.
— На десять тридцать! — из-за спины его закивал Юлий Павлович.
— Гм-м, — смешался Виталий Алексеевич. — Дайте-ка сюда.
Он забрал у них повестки и сверил — действительно, назначено было на десять тридцать. Не входило никак в планы Виталия Алексеевича собирать их вместе. «Как же это так вышло?» — потряс он головой. Промашка. Стиль и принципы его работы диктовали противное: разделять и «отстреливать» каждого клиента в отдельности.