Паладин. Свет и Скверна II

Романов Илья Николаевич

— Достойно, — кивнул я, вскинул лабрис обратно на плечо, создав порыв ветра, от которого люди шарахнулись в стороны. — Тогда подними щит повыше, сынок, и будь готов.

Парень так сделал, а я ушёл в Рывок Света, оказался сбоку от него и ударом древка по шее, вырубил его. Тот даже понять ничего не успел, упав на землю лицом вперёд. Краем глаза заметил, как воин в бордовых доспехах ткнул в бок лучника и кивнул в мою сторону. О чём они говорил я не слышал, да и не интересно мне.

— Фёдор, этого пока не отпускай, — посмотрел на бессознательного парня. — Поговорю с ним позже, как придёт в себя.

— Принято, глава! — склонил голову старый волк.

Двери я вынес с ноги, сорвав те с петель. Раздались крики

прислуги, а бойцы, ворвавшийся вслед за мной, принялись выводить их. Этот приказ был строг, однозначен и двойной трактовки не нёс. Воинов гвардии я позволил убить, пусть и не желал лишних смертей обычных защитников, но слуги в их число не входили. Да, за мной много грехов, но как я и сказал Свете, я не мясник.

Мимо меня протащили орущую, плачущую женщину в бирюзовом халате, прижимавшую к груди свёрток с младенцем, а также маленькую, дрожавшую от страха девочку, чуть помладше Любавы. Дети Нарышкина, за исключением наследника, тоже останутся живы. Их дальнейшая судьба меня мало волновала, но жизнь им оставят. Таков мой приказ.

Я медленно поднялся по лестнице на второй этаж, уже зная, где моя цель. Раз в кровати его не обнаружили, а свет горел лишь в нескольких комнатах, то выбор очевиден.

Дверь выбивать не стал, а просто открыл её. И сразу скривился от вони табака, алкоголя и пота. Владелец кабинета обнаружился здесь же, как и его старший сын. Вот только если первый сидел в кресле и прожигал меня ненавистным взглядом с зачатками страха, то второй забился в угол и заскулил, стоило ему увидеть меня.

— Ну, здравствуй, князь, — стараясь держать голос ровным, заговорил Нарышкин. — Заходи, раз пришёл. Если ты так сильно хотел навестить меня, то не обязательно для этого было убивать всю мою гвардию в поместье.

Приветствовать его я не собирался, как и вступать в диалог. Не для этого я пришёл сюда и если Нарышкин думал тянуть время или заболтать меня, то ошибся.

Скинув лабрис с плеча, пробил его лезвием дорогой деревянный паркет. Положил на торец древка руки и, расправив плечи, посмотрел прямо в глаза этого человека.

— У тебя два выбора, — от моего тона он дёрнулся, но сдержал себя в руках. — Сознаться в прегрешениях и искренне покаяться, тогда ты умрёшь быстро и легко, хоть этого и не хватит, чтобы утолить мой гнев. Либо же отказаться и тогда я буду тебя жестоко судить, но в этом случае смерть твоя будет не быстрой и полна боли и страданий. Выбирай мудро, Алексей, ибо погибель твоя предрешена и живым из этого кабинета ты уже не выйдешь.

Глава 21

На автоматизме соблюдая правила этикета за столом, я разрезал ножом исходящий паром стейк. Жирок на нём ещё шкворчал, умопомрачительный запах пробуждал зверский аппетит. Стоит отдать должное повару, его навыки достойны похвалы. Впрочем, чего ещё ожидать от лучшего ресторана Екатеринбурга, принадлежавшего роду Уваровых. До слуха доносилась приятная, живая музыка. В зале протекали тихие, никому не мешающие, разговоры посетителей. В большинстве своём аристократов или богатых купцов, которые могли позволить себе ужин в этом заведении.

На меня то и дело кто-то бросила взгляды, шептались и едва не показывали пальцами. Новость о том, что род Нарышкиных отныне лишился своего главы и старшего сына, разлетелась по городу и за его пределами подобно пожару. Разумеется, следящие и заинтересованные в моём существовании люди не смогли пропустить такое и спустя считанные часы после нападения на Нарышкина, мой телефон разрывался звонками. От Кутузова, от Краснова, даже от Пожарского, Осокина и Урусовой, которых интересовал лишь один момент: нужно ли прислать свои войска?

Вдруг князь Потёмкин задумал прикончить не одного барона, а взяться ещё и за остальных неугодных, кто пусть и не явно, но действовал против моего рода. Хотя, если Осокин и Урусова предлагали

помощь, то вот Кутузов интересовался, когда присылать танки. Две штуки мне выбил генерал, в счет заслуг, как он сам выразился. Ещё и посмеялся, что мог бы и подождать подарок, а потом уже воевать. Пожурить он тоже не забыл, что я нарушил несколько законов кодекса аристократии. А вот Краснов конкретно на это давил, недвусмысленно донеся до меня, что императрица знает о ситуации и наказания не последует, но не стоит играть с огнём. Получил он такой же недвусмысленный ответ, который не нёс другой трактовки и звучал просто: «Я сам разберусь, что и как мне делать». Тем более, что письмо об объявлении войны было составлено и утром оказалось в канцелярии. И плевать мне, что в нём уже нет нужды, формальность соблюдена.

Собственно, поспать мне так и не удалось. Дела не требовали отлагательств, как и подготовка похорон Горюнова Володи, которые назначены на завтрашнее утро. Обязательную тренировку я позволил пропустить, бойцы и так валились с ног, раненые не пришли в себя в полной мере, а прибывшего утром Семёна Валевского погонял Алексей. Он не участвовал в бою и был с Любавой, а потому занялся физической подготовкой парня и его проверкой.

Отдельно стоит уточнить про семью Нарышкина. Жизнь им оставили, отпустили на все четыре стороны и их дальнейшая судьба меня не волновала. Поместье, что было им домом, теперь в руинах, ибо барон не желал сдаваться и принял бой. Не захотел Алексей покаяться, а потому смерть его, как и было обещано, сопровождалась болью и агонией. Я судил его. Без пощады, и максимально жёстко. Его чёрная душа отправилась в Бездну, где ей самое место, а вот старший сын… С ним вышло иначе. Он оказался слабым духом человеком. Раздавленным страхом трусом, которого покинул разум. Я уже наблюдал такое в своём мире за свою долгую жизнь. Парень превратился в овощ и остался психическим калекой на всю жизнь. Что ж, кому, как не родной матери, о нём позаботиться? Убить юродивого, пускающего слюни, я не желал, в этом нет чести.

Интересные, однако, выверты бывают у Многомерной Вселенной. То она одаривает силой и властью тех, кто этого недостоин, то забирает всё у тех, у кого в сердце храбрость, а в душе смелость. Тот юноша, что остался на защите своих господ до последнего, на роль дворянина подходил в разы больше, чем Алексей и его сын. Мальчишку, конечно, пощадили и среди всех тех, кто выжил из гвардии Нарышкиных, я предложил ему службу. Пусть он юн, пусть слаб телом, но воля его мне пришлась по душе. Выбор в любом случае за ним и если завтра он не явится, то такова судьба.

Стук каблуков по белоснежном плиточному полу вырвал меня из мыслей, заставив оторвать взгляд от тарелки и перестать механически работать челюстями. Аромат хвои и цветочных духов донёсся в полной мере, стоило его обладательнице подойти к моему одинокому столу, вокруг которого образовалась зона отчуждения. Шепотки в зале прекратились моментально, а все посетители старались не свернуть себе головы, чтобы обратить внимание на меня и ту, кто приняла моё приглашение поужинать.

Изумрудное платье, другого фасона, а не то, что было на ней в во время приёма, выглядело идеально. Открытые плечи, неглубокое декольте. Ткань приятно глазу очерчивала достоинства этой женщины, как и её спортивную фигуру. Более того, эта женщина не стеснялась своих редких шрамов, словно выставляя их на показ, чем представительницы её пола хвастались исключительно редко. Чёрные, немного волнистые волосы, водопадом струились за её спину, а несколько прядей покоились на плечах. Алхимией, какую тут принято называть макияж, она не пользовалась, если только чуть-чуть. Ну и конечно же украшения. Хозяйка Медной Горы была богата, даже очень, и показывала это. Во всяком случае её золотой браслет с кучей изумрудов, а также серьги и кулон, тянули как минимум на неслабые артефакты.