Палитра
Шрифт:
– Прекрасно! Значит, я не ошибся, – мужчина приветливо улыбнулся и представился. – Александр.
– И вы сможете поменять мне колесо? – кокетства Молли было не занимать.
– Да.
– Хорошо. Домкрат и запаска в багажнике.
– Одну минуту. Я отпущу такси, – Александр быстрым шагом направился к «блэк-кэбу», стоящему неподалеку.
А через час Молли, лежа в постели с Александром, говорила, что он у нее первый русский.
Молли улыбнулась своим воспоминаниям.
Она любила свое прошлое, хотя и настоящее
Забавно, когда давно забытое прошлое переплетается с настоящим.
Молли высыпала содержимое первой коробки прямо на пол.
– Ну, дорогой любовничек, где ты? Хранишь ли мое колечко с изумрудом? Думаю, ты уже давно о нем забыл и давно забыл о той, кому его подарил. Хотя нет, подарки – это не в твоих правилах, наверняка ты это кольцо продал, а деньги прокутил.
Молли улыбнулась.
– Но я на тебя не в обиде. Три дня и три ночи с тобой того стоят. Ты мог бы и не изображать навеки разбитое сердце. Я-то ведь сразу поняла, что бриллиант на твоем перстне фальшивый. Может, ты выручишь меня, по старой дружбе? А я забуду о твой клятве любить вечно! О! Это знак судьбы!
Молли выудила из кучи небольшой пакет, в котором лежал мужской золотой перстень с бесцветным прозрачным камнем и коричневая визитная карточка. Бросив перстень на пол, она с нетерпением достала карточку из пакета.
– Слава Богу! Только бы у него не изменился московский телефон!
3.
– Сынок, – заворковала старуха, – спасибо, сынок!
Она заглянула в пакет с надписью «Утконос», лежавший около нее на лавочке, и, переворошив содержимое, улыбнулась. В ее бесцветных, в прошлом голубых глазах на долю секунды зажегся радостный огонек.
– Ты ж мне как родной! Дай Бог тебе здоровья. Анна-то как бы радовалась, такого сына вырастила! – и, помолчав, плаксиво добавила: – А меня Боженька никак к себе не заберет. И от напастей не хранит – грешна я, видать.
Стоявший рядом мужчина достал из кармана плаща пачку «Marlboro», закурил и бесстрастно спросил:
– Какие еще напасти?
Мужчина был высок и строен. На вид ему было лет сорок, черные с проседью волосы были аккуратно пострижены, а волевое лицо производило впечатление надежности и силы.
С волевой внешностью и твердым взглядом слегка раскосых глаз не очень сочетались тонкие кисти рук. Такие руки вполне могли быть у скрипача, но достаточно длинные, тщательно ухоженные ногти говорили о том, что к музыке их владелец отношения не имеет.
Это было действительно так. Александр Туров не играл на музыкальных инструментах. Он играл в карты.
Туров глубоко затянулся и, выпуская тонкую струйку дыма из уголка резко очерченного рта, перевел взгляд на старуху. Его голос звучал тихо, устало и равнодушно:
– Ты на Бога, теть Нин, вину не сваливай. В бедах твоих только ты сама и виновата. Я тебе сто раз предлагал определить Толика
– Спасибо тебе, сынок. Знаю, что добра нам желаешь, душевный ты человек. А мы?.. Что мы тебе за родственники?
– Да ладно, теть Нин. У меня никого, кроме вас, нет, ты ведь знаешь.
– Знаю, знаю. Вот оттого и хочу тебе о беде своей рассказать.
– Какой беде? – голос Турова звучал всё так же тихо и бесстрастно.
– Да вот человек к нам стал ходить, говорит, что из социальной службы, вроде как инвалидам помогает.
– И что?
– Не нравится он мне. Скользкий какой-то. Мне говорит: «Вы, мамаша, сходите погуляйте, а мне с Анатолием побеседовать надо».
– О чем?
– Вот и я говорю, беседуйте, мне-то что? Я мешать не буду. А он на меня как зыркнет и под локоть за дверь выпроваживает.
– И что?
– И ничего. Через час дверь мне открывает, а сам уже одетый на пороге стоит. До свиданья, говорит, до встречи – и уходит.
– А Толик что говорит? О чем он с ним беседует?
– Толик ничего не говорит, он вообще стал мало говорить, всё больше молчит. Я у него спрашиваю: что это твой Андрей Андреевич подарки тебе такие странные носит? Принес бы что-нибудь полезное, да хоть пакет риса, к примеру, а то носит игрушки, как дитю малому…
– Игрушки?
– Ну да. Всякий раз, как приходит, то медведя какого, то зайца плюшевого принесет. Наверно, у них в этой службе только игрушки для подарков инвалидам. Хотя что это за служба такая – прямо не знаю, как бы не бандит какой. Ходит, высматривает, где кто живет, чтобы квартиру отобрать; больше-то у нас никаких ценностей нет.
– Да-а-а. А как фамилия этого благодетеля?
– А откуда же я знаю? Я как-то у него попросила документ показать – ну, что он работник этой… социальной службы, так Толик прямо коршуном налетел, не лезь, говорит не в свое дело. Ох, не знаю, чует мое сердце недоброе… Может, ты бы, сынок, помог, разобрался бы, что к чему. А?
– Что тут разбираться, гони этого соцработника подальше, и всё.
– А Толик?
– Что Толик?
– Толик сердиться станет.
– Ничего. Пересердится. Ты вот что послушай. Давай мы с тобой квартиру на меня оформим. Ты ведь и впрямь не вечная.
Старуха испуганно посмотрела на Турова:
– Так я завещание на Толика написала.
– А если твой Толик за эти игрушки квартиру профукает, тогда что?
– Ой, не знаю… – запричитала старуха.
– Сама говоришь, – отвел взгляд в сторону Туров, – что этот социальный помощник – бандит. Вот и придется ему дело со мной иметь, а не с вами, меня-то не проведешь. Давай я на четверг с нотариусом договорюсь. За тобой заеду часа в три. Сюда на лавочку выйди, а то в квартире у тебя дух больно смрадный.