Палитра
Шрифт:
– Вот же, ёшкин корень, опять поработать не получится.
– Не переживайте, Николай, – успокоил хозяина Туров. – Виктор сейчас поедет со мной.
– То есть как это? – возмутился Добрягов. – А если я не желаю?
– Ну, а почему бы вам не поехать со мной? – доброжелательно улыбнулся Туров. – Ведь вы сами сказали, что вам нужны впечатления, что вы хотите набраться энергии для будущих шедевров. Вот вместе и прокатимся, с комфортом. В Суздаль, например. Как вам идея?
– Не очень. Мне нужно в Питер. Срочно. К Митькам. Они меня ждут. Я с весны к ним еду.
– Можно
– Ну да. В Суздале. Только чего мне к нему ехать? Я у него был не так давно. Я ж на Новый год к нему ездил! Точно! Он у меня, помню, еще всё советов спрашивал по поводу техники: как то, как это? Я рассказал, что знал. У меня секретов нет. Да вот только талант еще нужен. Без таланта, сами понимаете…
– А что, у Рыжова нет таланта?
– У Рыжова нет таланта? Да вы что! Тогда у кого он есть? Скажи, Коль!
– Не знаю я твоего Рыжова и знать не хочу! – неожиданно разозлился Николай. – Что вы тут базар устроили? Давайте-ка выметайтесь все! Хватит!
– Ну да, пошли, ребята. – Туров легонько подтолкнул Антона и Добрягова к выходу.
– Ага, – согласился Добрягов. – Ты, Коль, работай, работай.
Уже направившись к выходу, Добрягов вдруг вернулся и сгреб принесенные им бутылки.
– Да не надо! У меня дома есть что выпить.
– Нет, нельзя! Ему работать! – громким шепотом возразил Добрягов.
Уже в коридоре он, обернувшись, сказал:
– Коль! Лось – зашибись!
Туров дал Антону пятьсот баксов, сказав, что это задаток, поскольку он не уверен, что приятель Добрягова и есть разыскиваемый им Федор Рыжов. Антон возражать не стал – оно и хорошо: если вдруг опять карта не пойдет, то пятьсот лучше, чем тысяча, а если пойдет, то и двух сотен хватит.
А сейчас Туров сидел у себя на диване, напротив него в кресле, употребив изрядную порцию бурбона, заливался соловьем Добрягов, пытаясь донести до заблудшей души своего собеседника истинное толкование Священного Писания:
– Так вот, прикинь, – Добрягов загадочно улыбнулся, – является к нему архангел Михаил, нет, Гавриил, хотя… точно не помню, но факт, что кто-то из этих ребят, и излагает, мол, твоя жена понесет и родит. А тот: как так? Она ж, дескать, уже не может, пенсионерка давно, девяносто пять ей уже минуло… Прикинь? А архангел смотрит на него, как на идиота, и говорит, мол, иди домой!
Туров слушал вполуха, улыбался. Время от времени кивал головой, но мысли его были далеко.
Конечно, пожар и смерть старухи выбили его из колеи и он стал действовать на эмоциях, так нельзя: надо было сначала позвонить в Лондон Молли, выяснить что к чему, а потом уже гоняться за этим придурком Добряговым, но, с другой стороны, он вовремя его нашел. Этот Добрягов мог затеряться, просто исчезнуть, и задача усложнилась бы. А Молли и сейчас позвонить не поздно.
– Вот ты, вроде бы приличный человек, на тачке крутой ездишь, дома у тебя всего полно, напитки вон какие дорогие, а самой необходимой вещи
– Какой такой вещи? – спросил Туров, протягивая руку к телефонной трубке.
– А сам догадаться не можешь? – лукаво прищурился Добрягов. – Иконы!
– Погоди минутку, мне нужно сделать один звонок. Помолчи минут пять, не мешай.
Добрягов налил себе в стакан еще немного бурбона.
– Эх, Сань! О душе подумай!
Туров нашел на автоответчике сообщение Молли и посмотрел на часы.
Восемь вечера. У них пять. Может не оказаться дома. А впрочем…
Когда Туров заговорил по-английски, Добрягов бросил на него изумленный взгляд:
– Во даёт! Лопочет, как по-русски. Надо же, английский выучил, а «Отче наш», поди, и не знает!
Бутылка была под рукой, позволив его жаждущей общения душе скрасить вынужденное молчание.
Туров между тем закончил разговор.
Да, Молли сама ничего толком об этом художнике не знает. Из России привезли портрет английской королевы, а где точно этот портрет был приобретен – неизвестно. Она думала, что в Москве. Но ей не приходило в голову, что Россия – это не только Москва. Ладно, хотя бы известно, что этот Рыжов продал портрет английской королевы.
– Ладно, дорогой друг, – сказал Туров Добрягову, – иди-ка ты отдыхать, завтра надо собираться, поедем в Суздаль.
– Не-е, отдыхать еще рано, время детское, да и не привык я спиртное оставлять, чтоб не искушаться с самого утра. Что мне собираться? Я на подъем скорый! А спать ты меня отправляешь, потому как бесы тебя одолевают, не хочешь ты слушать мои правильные речи, душа твоя в сумерках заплутала, и я тебе послан, – Добрягов поднял палец, – чтобы ты наконец понял: не туда идешь, не за тем гонишься, кумира себе сотворил и ему поклоняешься.
Турову пьяные рассуждения Добрягова уже основательно надоели. Но тот не унимался:
– Вот вижу я, что ехать мне с тобой в Суздаль не надо, и Федьке Рыжову от тебя нужно подальше держаться, нельзя ему с тобой никаких дел иметь.
– Это почему же? – удивился Туров. – Чем я так опасен?
Добрягов посмотрел на него долгим взглядом:
– Печать на тебе.
– Печать? Ну ты даешь! Налей себе лучше.
– Это хорошая мысль, – согласился Добрягов и вылил себе остатки из бутылки. – Без тоста буду пить. Душа моя чует, что нужно помянуть.
Туров молча снял пустую бутылку со стола и поставил на пол.
Он собирался спросить, кого же надумал поминать Добрягов, но тут раздался телефонный звонок.
– Алло! – кричал в трубке возбужденный голос Антона. – Алло! Сань! Спасибо, друг! Я ж тебе говорил, что отыграюсь!
Антон смеялся взахлеб, благодарил, рассказывал про какого-то немца, который проигрался ему в пух и прах и тут же отдал деньги.
– Так сколько ты поднял?
– Нормально. Пятьдесят три штуки! Прикинь?! А у меня долгов-то всего ничего – около сорока. Сань! Ё-мое! Вот фарт! И долги отдам, и можно еще сыграть! Жаль, немец этот уже свалил, наверно, все бабки мне отдал! Сань!