Память льда

Эриксон Стивен

Керулий сидел прямо на полу, слева от очага, поджав под себя ноги. Жрец склонил голову, на выбритой макушке блестели капельки пота.

Каменная сделала шаг вперед, остановилась и припала на одно колено:

— Хозяин, мы пришли.

Жрец поднял голову. Его круглое лицо озарилось улыбкой.

— Я сумел стереть все плохое с их жизненных дощечек, — сообщил он. — Теперь их души успокоились. У них очень интересный призрачный мир. Я даже слышу детский смех.

— Ваш бог милосерден, — прошептала Каменная.

Морщась,

Ворчун направился к сундукам.

— Керулий, я пришел поблагодарить вас за то, что спасли мне жизнь, — выпалил командир стражников. — Простите мою тогдашнюю грубость. Вижу, ваше имущество уцелело. Очень рад… А теперь позвольте откланяться.

— Подожди, командир. Иди сюда.

Ворчун подошел.

— Я хочу кое-что передать для твоего друга Бьюка… это поможет… в его затее.

— Неужели? — удивился Ворчун.

Краешком глаза он заметил, что Каменная следит за ним внимательно и даже ревниво.

«Совсем тронулась девка».

— Будь добр, открой второй сундук… Да-да, вон тот, железный… Видишь, что лежит на темно-сером сукне?

— Вы про глиняную птичку?

— Да. Скажи Бьюку, что птичку следует истолочь в порошок, а потом смешать с охлажденной водой. Воду нужно хорошенько прокипятить. Пусть отсчитает сто ударов сердца и только тогда снимает с огня. Запомнил? Когда раствор глины остынет, его надо выпить. Вот и все.

— А с какой стати Бьюку хлебать эту мутную жижу?

— Глина снимет боли у него животе и поможет кое в чем другом. В нужное время он обо всем узнает.

Ворчун очумело глядел на жреца:

— Бьюк у нас, вообще-то, не из легковерных.

— Передай своему другу, что иначе у него не получится осуществить задуманное: тот, за кем он охотится, легко ускользнет. И еще скажи Бьюку, что ему понадобятся союзники. Вернее, вам обоим. Я разделяю ваши тревоги по этому поводу. Так вот, другие союзники сами найдут его… со временем.

— Хорошо. Я все передам, — с некоторым недоумением ответил Ворчун.

Он взял глиняную птичку и спрятал ее в своей поясной сумке.

— О чем это вы там шепчетесь? — ласково осведомилась Каменная.

Ворчун хорошо знал этот тон — предвестник очередного бурного скандала. Ничего не подозревающий жрец широко улыбнулся:

— Да так, небольшой мужской разговор. У меня есть поручение и для тебя тоже, так что задержись, пожалуйста… Ну что, командир, все недоразумения между нами улажены. Мы друг другу ничего не должны. Ступай с миром.

— Да, Керулий. Благодарю, — глухо ответил Ворчун. — Теперь я волен идти своим путем.

— Мы еще поговорим об этом, — сказала Каменная. — Согласен?

— Конечно, дорогая.

«Только сначала тебе придется хорошенько меня поискать».

Вскоре он покинул жилище Керулия, ощущая на душе странную тяжесть, вызванную, как ни странно, теплым приемом, который оказал ему жрец. Ворчун немного постоял возле дома, глядя на редких прохожих,

стремящихся поскорее убраться с улицы.

«Словно муравьи в развороченном муравейнике. Еще удар — и от муравейника останется только мокрое место».

— Какое у вас для меня поручение, хозяин? — спросила Каменная, когда дверь за гостем закрылась.

— Нашего друга Ворчуна ждут нелегкие испытания и удивительные приключения.

Женщина усмехнулась:

— Ворчун не любит приключений. Он сразу чует беду и спешит убраться в сторону.

— Иногда выбора нет.

— Хорошо. А что требуется от меня?

— Его время стремительно приближается. Все случится уже совсем скоро. Я прошу лишь о том, чтобы ты была рядом с ним.

— Ну, это не так-то просто. У него просто талант исчезать бесследно.

Керулий подошел к печи и пошевелил угли.

— Боюсь, Ворчун скоро утратит этот дар.

Помимо джидратских фонарей, в яму попадали рассеянный свет факелов и отблески солнца. «Причал» древних кораблей занимал больше половины зала, где заседал Совет масок. Над подземельем маяком высилась каменная колонна.

Хетана, склонив голову, стояла на коленях перед самой первой лодкой. Баргастка застыла неподвижно и, казалось, даже дышать перестала.

Итковиан решил спуститься вниз и теперь осторожно шел между челнами. Кафал молча двигался следом. Несокрушимого щита больше всего интересовали резные картинки на носах судов. Они не повторялись; наоборот, искусно выполненные изображения дополняли друг друга, складываясь в целое повествование на тему морских сражений. Баргасты, которых легко было узнать по характерным низким челнам, сражались с одним и тем же противником — с расой высоких узколицых существ, имевших большие миндалевидные глаза. Их корабли были значительно крупнее баргастских.

Видя, что Итковиана заинтересовали сцены баталий, Кафал негромко пояснил:

— Это т’истен’ур.

— А кто они такие? — спросил несокрушимый щит.

— Враги наших Исконных Духов. Т’истен’ур, которых также называли серокожими, настоящие демоны. У нас есть сказания про них. Т’истен’ур отсекали голову своим жертвам, но эти головы оставались жить. Они могли видеть, слышать и даже говорить. А обезглавленные тела работали, не ощущая усталости.

— А где жили эти… т’истен’ур? — осторожно осведомился Итковиан.

— Т’истен’ур переводится как «демоны, обитающие в тени». Наши Исконные Духи сражались с ними в Голубой бездне… — Кафал вдруг замолчал, будто что-то вспоминая. — Мы не знаем, где находилась Голубая бездна. Баргастские шаманы считали ее местом рождения нашего народа. Но теперь ясно, что имеются в виду моря и океаны.

— Истинная родина баргастов.

— Да. Исконные Духи изгнали т’истен’ур из Голубой бездны и сбросили демонов обратно в нижний мир. Он назывался Лесом Теней и находился где-то очень далеко отсюда.