Память льда
Шрифт:
— Думаю, ты не станешь пытаться их переубедить?
— Бесполезно. В отличие от баргастов мы свою жизнь ценим… Скажи, капитан, а ваш Ходок — он действительно умелый боец?
— Признаться, я его в сражениях не видел. Знаю только, что он побывал во многих передрягах.
— А что говорят другие сжигатели мостов?
— Презрительно усмехаются. Но они презрительно усмехаются по любому поводу, поэтому я не очень доверяю их суждениям. Скоро сами все увидим.
— Хумбрал Таур выбрал для поединка не просто лучшего воина, — сказал Меченый. —
— А ты откуда знаешь? — удивился Паран. — Ты что, понимаешь язык баргастов?
— Он сродни нашему. Да и нет тут никакой тайны. Все сейчас только это и обсуждают. У парня пока нет имени. До Ночи смерти — обряда взросления — еще две луны. Говорят, он родился с оружием в руках. До сих пор ни одного поражения в поединках, а ведь младший сын Хумбрала Таура состязался и с опытными воинами. Жестокосердный, не знающий пощады… не буду утомлять твои уши. Это все слова. Вскоре мы своими глазами увидим, кто на что способен.
— Я до сих пор никак не пойму: ну зачем вообще нужен этот поединок? — недоумевал капитан. — С какой стати Ходоку что-то доказывать? Вся история его рода запечатлена у него на теле. Неужели кто-то здесь сомневается в ее подлинности? Ходок — баргаст до мозга костей. Достаточно лишь взглянуть на него, и любые сомнения отпадают.
— Тут все не так просто, капитан. Он претендует на право вождя. Ходок — потомок очень древнего рода, который берет начало от самих Основателей. Его кровь чище, чем у любого представителя здешних кланов. Законы баргастов заставляют его бросить вызов. Только так Ходок сумеет доказать, что он не самозванец.
Паран поморщился. У него вновь свело живот. Рот наполнился кислятиной, от которой не избавят ни эль, ни вино. Всю ночь его преследовали видения. Ему снились холодная пещера под домом Азата, каменные плиты с изображениями карт из Колоды Драконов, смысл которых давно утрачен. Даже сейчас стоило капитану закрыть глаза и ослабить хватку воли, как он оказывался в Обители Зверей — родовом доме т’лан имассов с пустующим троном из оленьих рогов. Он как будто перемещался в ту странную хижину и в то время.
«В какое? Может, то время уже настало? Трон ждет. Было ли так и с покойным императором, когда он очутился перед пустующим Престолом Тени? Стоял ли и он в раздумье, прежде чем сделать последний шаг, дарующий ему власть над домом Тени, власть над Гончими?»
— Ты плохо выглядишь, капитан.
Паран повернулся к Меченому. На полуночно-черной броне моранта играли отсветы огня, создавая иллюзию глаз в складках шлема. Единственным доказательством того, что перед ним живое существо, была изуродованная, висящая плетью правая рука Меченого.
«Проклятие духа рхиви и сейчас иссушает ему плоть. Вскоре у него омертвеет плечо. Потом бесчувствие перекинется и на грудь. Через год этот морант будет мертв. Спасти его может лишь исцеляющее прикосновение бога. Но кому из богов есть дело до смертных морантов?»
— Да вот, животом мучаюсь, — ответил Паран.
—
Возле главного костра начался очередной поединок.
— Хочу тебя кое о чем попросить, — обратился к моранту капитан. — Мне нужна помощь. Конечно, если твой кворл не слишком устал.
— Мы оба достаточно отдохнули, — заверил его Меченый. — Проси, и я исполню.
Капитан шумно втянул в себя воздух:
— Хорошо. Спасибо.
На востоке зажглась розовая полоска, оттенив цепь невысоких холмов. Ночью Паран так и не смог уснуть. Дрожа от утреннего холода и бессонной ночи, он поплотнее завернулся в теплое покрывало. Потирая воспаленные глаза, капитан всматривался в пробуждавшуюся долину, серую не только от утренней мглы, но и от дыма многочисленных костров. На шестах замерли диковинные племенные знамена. По описаниям Паран знал их почти все. Перед отправкой сюда Скворец подробно рассказал ему о баргастских кланах, не забыв назвать наиболее вероятных возмутителей спокойствия.
По одну сторону от ристалища, где вскоре предстояло сойтись Ходоку и младшему сыну Хумбрала Таура, стояли шатры акратов. Их собралось здесь около тысячи. Акратов было легко опознать по кольцам в носу, длинным косам и разноцветным трофейным доспехам, снятым с убитых морантов: зеленым, черным, красным и даже золотым. Эти представители баргастов прибыли издалека и, несмотря на малую численность, считались наиболее свирепыми и коварными из всех. Акраты издавна были заклятыми врагами клана Ильгресов, сражавшихся в рядах армии Каладана Бруда, что создавало дополнительные препятствия для союза с малазанцами.
Основным соперником Хумбрала Таура был Марал Эб — предводитель баренов. Этот клан явился сюда во всем своем могуществе — свыше десяти тысяч воинов. Их тела были разрисованы красной охрой, а покрой бронзовых доспехов позаимствован у разбойников, грабящих караваны. Волосы этих баргастов закручивались на особые шпильки с торчащими иглами дикобразов. Хумбрал опасался, что Марал при случае попытается оспорить первенство. За минувшую ночь между баренами Марала и сенанами Таура произошло не менее полусотни поединков. Все это грозило межклановой войной. Правда, сейчас не время враждовать в открытую.
Больше всего Парана удивляли гилки. Их волосы были собраны в узкие клинья, а доспехи состояли из кусков черепашьих панцирей. Гилки не отличались высоким ростом, но их коренастые, крепкие воины запросто могли бы оказать достойное сопротивление тяжелой пехоте паннионцев.
Десятки собравшихся в долине более мелких племен дополняли гремучую смесь союза, который представлял собой клан Белолицых. Все они постоянно враждовали друг с другом, не желая забывать давние обиды, насчитывавшие десятки и даже сотни лет. Казалось настоящим чудом, что Хумбралу Тауру вообще удалось собрать здесь все племена и в течение четырех дней поддерживать относительный мир.