Память льда
Шрифт:
Она уже хотела дать знак начать захоронение, когда из-за спин Ворчуна и Каменной вдруг вышел какой-то малазанский солдат со свертком в руках.
— Дестриант, я хочу проститься с Итковианом, — произнес он на даруджийском языке с сильным акцентом.
— Хорошо, мы не возражаем.
— Но, видите ли, я хотел бы еще… не знаю, как это лучше объяснить.
Вельбара вопросительно смотрела на малазанца. Тот развернул тряпку. В свете факелов блеснул шлем Итковиана.
— Вот. Еще там, возле Капастана, Итковиан предложил мне поменяться шлемами. Я не хотел, но он настаивал. Он говорил, что
Вельбара опять повернулась к покойнику и долго молчала.
— Нет, воин, — наконец сказала она. — Итковиан на такое не согласился бы. Утверждая, что твой шлем лучше ему подходит, он не лукавил. Но если этот шлем тебе дорог и ты хочешь забрать его назад, то…
Вельбара не договорила. Она обернулась и заметила, что малазанский солдат плачет.
А затем посмотрела куда-то ему за спину — и потрясенно распахнула глаза.
Вскоре туда уже смотрели все «Серые мечи».
Невдалеке молчаливыми рядами выстроились уцелевшие солдаты армии Дуджека. Тут же стояли тисте анди, рхиви, баргасты и черные моранты. Но Ворчуна и Каменную удивил не этот внушительный почетный караул. С востока к могиле Итковиана направлялись… т’лан имассы. С ними была и Серебряная Лиса.
«Серые мечи» оцепенели от изумления и молча смотрели на приближающихся неупокоенных воинов. Потом те остановились, пропуская вперед т’лан имасского шамана. В руках у него была истертая и поцарапанная морская раковина, висящая на кожаном шнурке.
— Мы хотим отблагодарить этого смертного за его великий дар, — обратился он к дестрианту. — Наши приношения станут курганом над его могилой. И никто не потревожит его покой. Если ты нам откажешь, мы воспротивимся и станем сражаться за свое право.
Вельбара, пораженная до глубины души, в ответ лишь молча покачала головой. Так же молча заклинатель костей подошел к Итковиану и опустил свое приношение ему на грудь.
«Вот уж не предполагал, что у тебя столько друзей, Итковиан», — подумал Ворчун.
Дары т’лан имассов были простыми и скромными: раковины, гладкие речные камешки, ветки. Наступила ночь, а неупокоенные воины все подходили и подходили. Только к утру, когда на востоке начали тускнеть звезды, последний т’лан имасс отошел от кургана. И тогда началась вторая волна приношений. Малазанский солдат положил на могилу шлем Итковиана. К нему добавлялись нехитрые предметы воинской амуниции, а также кольца, браслеты, ножи.
Последние солдаты покидали холм уже на рассвете. Над высоким курганом, слегка подрагивая, встало призрачное сияние магии Телланна. Ворчун вздохнул, закатал рукав и снял браслеты.
«Прости, Трейк. Учись жить с чувством утраты. Мы ведь живем».
Над Коралловой бухтой медленно восходило солнце, однако сам Коралл оставался погруженным в сумрак. Все это время Паран провел с Быстрым Беном. Они наблюдали, как солдаты прощались с Итковианом. Видели, как к молчаливой веренице дарителей присоединился и Дуджек: один солдат почтил память другого.
Капитан чувствовал себя ужасно оттого, что сам он не мог поступить так же. Парану казалось, что весть о гибели Скворца окончательно
Когда умерли родители, его на похоронах не было. Паран утешался мыслью, что Тавора, щепетильно относившаяся к различного рода церемониям, наверняка сделала все необходимое.
Но сейчас прощание с погибшими было совершенно иным. Солдаты просто замирали, стояли навытяжку, неподвижно, и каждый оставался наедине со своими мыслями и чувствами. Общим было лишь горе, объединявшее их.
Но они с Быстрым Беном опоздали. Тисте анди успели забрать Скворца и других погибших сжигателей мостов. Паран чувствовал глубокую скорбь, и собственное сердце представлялось ему громадной темной пещерой: там вспыхивали и замирали отзвуки чувств, которые он не мог и не хотел показывать другим.
А Семя Луны тем временем неспешно отдалялось от Коралла. Базальтовая крепость летела уже совсем низко. Пройдет месяц или чуть больше, и магические силы, поддерживающие ее в воздухе, иссякнут. Это случится далеко от берегов, в открытом океане. В трещины вновь хлынет вода, и Семя Луны начнет тонуть, погружаясь в равнодушную морскую пучину…
— Капитан, а ведь мы еще можем туда успеть, — сказал Быстрый Бен.
— Успеть? Куда?
— В этот летающий камешек. Нарисуй Семя Луны. Ну, как тогда орла, помнишь?
Паран хотел было возразить, но у него вдруг перехватило дыхание. Помешкав еще немного, капитан опустился на корточки, разровнял пятачок земли, после чего указательным пальцем изобразил квадрат с закругленными углами, а внутри — грубый, однако вполне узнаваемый силуэт Семени Луны. Закончив рисунок, он выпрямился и кивнул Быстрому Бену.
— А теперь веди нас, — велел маг, уцепившись за плащ капитана.
«Легко сказать, веди. И как, интересно, я это сделаю? Нужно вглядеться в рисунок… Нет, так мы, чего доброго, окажемся на каком-нибудь скользком уступе и сорвемся в воду… Хватка говорила о Тронном зале Рейка. Значит, нужно мысленно представить его: тьма, дыхание Куральда Галейна. Тьма и мертвые тела, завернутые в погребальные одежды…»
Зажмурившись, Паран шагнул вперед, увлекая за собой Быстрого Бена, и…
Под ногами был камень. Капитан открыл глаза, однако это ничего не изменило: тьма по-прежнему оставалась непроглядной. Но он почувствовал, что воздух вокруг был иным. Паран сделал еще шаг. Быстрый Бен пробормотал заклинание, и у них над головой вспыхнул светящийся шар.
Они стояли в просторном помещении с высоким потолком. Сзади виднелись арка и уходивший во тьму коридор. Впереди, примерно в полусотне шагов, у дальней стены возвышался помост.