Память льда
Шрифт:
— Если скажете кому хоть слово, — прорычал Быстрый Бен, — горло перережу.
Дарудж достал мятый носовой платок и отер лоб — три быстрых движения, мгновенно намочившие шелковую ткань. — Крюпп уверяет убийственного колдуна, что молчание — главнейшая подруга Крюппа, любовница невидимая и неслышимая, нежданная и неумолимая. В то же время Крюпп заявляет, что лучшие граждане Даруджистана готовы отозваться на ваши благородные призывы — сам Барук уверяет в этом, и готов лично сделать все, что сможет. Увы, он смог лишь вот это. — С этими словами Крюпп с радостной
Поднялся туман, сгустился у колен малазан и даруджа, медленно принял форму бхокарала.
— Ай — яй, — пробормотал Крюпп, — что за противные, поистине отталкивающие твари.
— Просто вы слишком на них похожи, — произнес уставившийся на пришельца Быстрый Бен.
Бхокарал изогнул шею, поглядев на мага — сверкающие черные глазки на черной, похожей на грейпфрут голове. Создание оскалило острые как иголки зубы: — Привет! Барук! Хозяин! Может! Помощь!
— Печально жалкий результат работы Барука, без сомнения переутомившегося, — сказал Крюпп. — Его лучшие заклинания являют лингвистическое изящество, даже дружественное словоизлияние, тогда как эта… штука, увы, являет…
— Тихо, Крюпп, — бросил Быстрый Бен. И заговорил с бхокаралом. — Пусть это прозвучит непривычно, я готов принять помощь Барука; но меня интересует, в чем его интерес. Ведь это же восстание в Семиградии. Дело Малаза.
Бхокарал замотал головкой: — Да! Барук! Хозяин! Рараку! Азат! Большая! — Голова моталась вниз и вверх.
— Большая? — отозвался маг.
— Большая! Опасность! Азат! Икарий! Еще! Колтейн! Восторг! Честь! Союзники! Да! Да?
— Что-то мне говорит, что дело непростое, — пробормотал Быстрый Бен. — Ладно, давай займемся деталями…
Паран обернулся, заслышав приближение всадника. Появилась неясная в звездном свете фигура. Первая ставшая различимой для капитана деталь — конь, могучий боевой жеребец, гордый и очевидно горячий нравом. По контрасту, сидящая на нем женщина — непривлекательна, в старых и простых доспехах, полускрытое за забралом лицо — средних лет, со стертыми чертами.
Ее взор обежал Быстрого Бена, бхокарала и Крюппа. Не изменив выражения лица, женщина обратилась к Парану: — Капитан, я должна лично переговорить с вами.
— Как пожелаете, — ответил он и отошел шагов на пятнадцать от остальных. — Достаточно далеко?
— Достаточно, — ответила женщина и спешилась. — Сир, я Дестриант Серых Мечей. Ваши солдаты взяли пленника, и я официально прошу передать его под нашу заботу.
Паран мигнул, кивнул: — А, это должен быть Анастер, прежде командир Тенескоури.
— Так точно, сир. Мы еще не закончили с ним.
— Ясно… — Он колебался.
— Он оправился от ран?
— Выбитый глаз? Его лечили наши целители.
— Может быть, — сказала Дестриант, — лучше просить Верховного Кулака Даджека.
— Нет, необязательно. Я могу говорить от имени малазан. Поэтому мне необходимо задать несколько вопросов.
— Как изволите, сир. Начинайте.
— Что вы намерены сделать с пленником?
— Она
— Мы не одобряем пыток, каковы бы ни были его преступления. Если это необходимо, мы можем взять его под защиту и отвергнуть ваши требования.
Она быстро огляделась и снова устремила взор на него. Паран заметил, что она намного младше, чем он думал ранее. — Пытки, сир, это термин относительный.
— То есть?
— Прошу разрешения продолжить.
— Хорошо.
— Этот человек, Анастер, может смотреть на ожидающее его как на пытку, но это страх, рожденный незнанием. Ему не причинят вреда. Напротив, мой Надежный Щит желает для несчастного совсем иного.
— Она заберет его боль.
Дестриант кивнула.
— Духовное объятие — то, что сделал Итковиан для Раф'Фенера.
— Точно так, сир.
Паран помолчал. — И эта мысль терзает Анастера?
— Да.
— Почему?
— Он ничего больше в себе не знает. Он уравнял всю свою личность с болью души. И боится ее конца.
Паран повернулся к малазанскому лагерю. — Следуйте за мной.
— Сир? — спросила она за спиной.
— Он ваш, Дестриант. С моим благословением.
Женщина запнулась, толкнув коня. Тот заржал и отступил в сторону.
Паран развернулся: — Что…
Она выпрямилась, схватилась рукой за лоб, покачала головой. — Извините. В вашем слове был… вес….
— Моем слове… ох.
Ох. Дыханье Худа, Ганоэс, это было чертовски неосторожно. — И? — неохотно спросил он.
— И… я не уверена, сир. Но думаю, что осмелюсь предложить вам некоторую… осторожность в будущем.
— Да, думаю, вы правы. Достаточно оправились, чтобы продолжить путь?
Она кивнула и взяла коня под уздцы.
Не думай об этом, Ганоэс Паран. Это предостережение и больше ничего. Ты ничего не сделал Анастеру — ты даже не знаешь его. Предостережение. Чертовски хорошо прислушайся к нему…
Глава 22
Стекло — это песок, а песок — это стекло!
Слепой муравей танцует, как танцуют слепые муравьи, на ободке бокала и у обводов губ.
Белая в ночи и серая при свете дня — смеется паучиха, хотя и не умеет смеяться — но не видит ее улыбки муравей, слепой и прежде и теперь!
Страшные сказки для детей,
— Увы, ее колотит безрассудная паника.
Голос сирдомина отозвался над ним: — Я уверен, что сейчас это стало… слишком сильным, о Святой.
Ответ Паннионского Провидца прозвучал как визг: — Ты думаешь, я сам на вижу? Думаешь, я слеп?
— Ты всеведущ и всевидящ, — прогудел сирдомин. — Я просто выразил свою обеспокоенность, о Святой. Он больше не может ходить, и дыхание с таким трудом вырывается из его изуродованной груди.
Он… изувечен… смятые ребра, словно руки скелета, все ближе и ближе подбираются к легким. Это ты мне описал. Но кто я? Однажды я почувствовал силу. Уже давно. Там был волк.