Память о мечте (сборник)

Пучкова Елена Олеговна

Думается, нет необходимости рассказывать читателям о таких поэтах, как Джордж Гордон Байрон или Виктор Гюго, Райнер Мария Рильке или Шарль Бодлер, Сидней или Эдгар По, – писал в рецензии на книгу «Берег понимания» А. Шагалов. – Важно, что у голландцев, и у южно-африканского поэта Уильяма Плумера присутствует тема России, восхищение нашим великим народом, его прошлым и будущим. Так замыкается круг. Рильке пытался писать по-русски, но нужны были горячее сердце и бережная рука русского поэта, чтобы при всей адекватности стихи стали достоянием многонационального читателя нашей страны.

Мы часто можем услышать дискуссии: переводить точно или переводить эмоционально верно. Переводы И. Озеровой демонстрируют, что успех достигается только тогда, когда оба эти начала слиты воедино. Тогда мастерство ненавязчиво, чужая мысль

облекается плотью, и стихи получают второе рождение, становясь достоянием русской поэзии».

Именно поэтому в третьем разделе книги собраны воспоминания, рецензии, отклики на смерть Поэта людей, в сердцах которых жизнь и творчество Ирины Озеровой нашли созвучие. Жаль только, что большинство из тех, кто знал ее лично, уже умерли, а мой архив был почти полностью уничтожен пожаром. Но и то, что удалось найти, даст возможность читателю взглянуть на Ирину Озерову еще с одной стороны, глазами людей, на которых она оказала влияние, которые любили и ценили ее.

«Ирина Озерова не искала легких путей ни в поэзии, ни в жизни, – вспоминала в рецензии на книгу «Арена» Татьяна Маршинина. – Наверное, не каждый бы решился на такое: оставить университет, будучи уже на четвертом курсе, чтобы поступать на первый курс Литинститута. А уж отказаться от издания в «Молодой гвардии» книги, рекомендованной к печати Всесоюзным совещанием молодых писателей, сочтя эту книгу недостаточно зрелой, – это, как хотите, поступок! И на целину она дважды ездила в составе бригады молодых литераторов не моды ради. Хотела узнать жизнь настоящую, черпать в ней материал, испытать себя на прочность…

Она и потом много ездила по стране. И с полной самоотдачей, не жалея сил и времени, помогала молодым найти себя в литературе, когда работала в «Литературной России». И как депутат Дзержинского райсовета добивалась предоставления квартир, а сама при этом жила в коммуналке.

Вот почему она имела право на иронию, говоря о тех, кто прячется от жизни за «двойными стеклами», когда «В своей квартире, как в тюрьме, скучаем, и телевизор запиваем чаем, двухмерности программ подчинены».

Не нужно вставать на ходули, чтоб выделиться из толпы «людей похожих», словно вылепленных «из однозначной пустоты». Истинно «непохожих» выделяет сама жизнь, и это они делают ее неповторимой и осмысленной, отрекаясь во имя этого от благополучия и сытости, от устроенности и проторенных дорог».

Эта книга – дань памяти прекрасному Человеку, Поэту, Переводчику.

Хочется верить, что и спустя более четверти века после смерти Ирины Озеровой, ее творчество никого не оставит равнодушным, как не была никогда равнодушной и сама Ирина Николаевна, считавшая, что человек должен отвечать за все, что он делает в жизни, за каждое сказанное слово.

Член Союза писателей России,член союза «Мастера художественного перевода,кандидат филологических наукЕ. О. Пучкова

I

Ирина Озерова

(1934–1984)

Стихи разных лет

Поэт

Наполовину оплыла свеча,А он не замечал в раздумьях долгих.Слова, как заклинанья, бормоча,Их ставил в ряд и в будущее вел их.И авторучкой заменив перо,И заменив свечу электросветом,Он мучился и созидал добро,И воевал со злом. Он был поэтом.Обманывал издатель и жена,А критики везде подтекст искали.Он высекал слова, как письменаРабы египетские высекали.В постели умирал, бывал убит —То на дуэли, то ударом в спину.Бывал прославлен и бывал забыт,Но до сих пор перо его скрипит,Но до сих пор свеча его горит,Оплывшая всего наполовину.

Шуты

Шуты!

Их жребий предопределен:И комики, и трагики – все плачут,А публика об их слезах судачит —Вот испокон известности закон.Шуты везде и всюду на виду,Неверный шаг становится судьбою,И невозможно даже раз в годуШуту побыть наедине с собою.И каждый – соглядатай их любви,И каждый – их отчаянья свидетель…Шуты! Они как маленькие детиВсем тайны доверять должны свои.Чем публика за это платит им?На всех, конечно, не хватает славы.Шуты пред ней обнажены и слабы,Но шут – и слабый – ей необходим.Лишь тем благодарит она за труд,Лишь тем она за смех и слезы платит,Что и смеется вместе с ним, и плачет…А с ней – и после смерти – плачет шут.

Милостыня

Актер стоит, как маршал на параде,Возносятся подмостки над толпой…И все ж у славы просит он скупой:– Подайте мне, подайте, Христа ради!О чем бишь, я? О пастухе и стаде?О паперти под пышным алтарем?О том, как мы живем или умрем?– Подайте мне, подайте, Христа ради!И милостыню в круговой порукеРелигия спешит подать науке.За милостыней – руку тянет власть…Кто первый подал нищему монету?Она веками кружится по свету,Чтобы опять в его ладонь упасть.

Скоморохи

Скоморохи – почти журналисты,Их припевки – всегда актуальны.Драматурги они и артисты,Из эпохи пришедшие дальней.Рот смеющийся выписан чисто,Слезы скроет их грим натуральный…То им солнечно в жизни, то мглисто,Но всегда скоморохи печальны.И стоит скоморох у порога…Он – создатель особого слога, —Как ненужная ветка, засох.И его раздавила эпоха —Ведь любое излишество плохо,В изобилье пропал скоморох.

Скомороший клевер

(Трилистник)

1

Атомы надежды

Отличать мы отучилисьПерепелку от щегла —Может, – лебедь, может, – чибис, —Невеселые дела.Не такие уже невежды —Просто заняты другим.Скоро атомы надеждыВ циклотроне расщепим.В новом доме крупноблочном,Голом, как на чертеже,Мы и плачем, и пророчим,Все познавшие уже.До земли – пролеты лестниц,Лифта медленный полет……А на небе светит месяц,Словно песенку поет.