Память о мечте (сборник)

Пучкова Елена Олеговна

Старая Рига

Ворожба старинных названий,Тех, что знала давным-давно,А на небе – гравюры зданий,Улиц каменное полотно.А во дворике, как украшенье,Упрощенная камнем судьба:Двух облупленных рук скрещенье,Попирающих два столба.Шлемом сплющенные парадным,С давних мучаются времен.Многотрудным подвигам ратнымСтон их каменный посвящен.Но забыто ратное поле,Растворились черты лица,Только память смерти и болиСохранила прихоть резца.Только память…Но память свята —В ней чужой безымянный плач.Прибежали во двор ребята,Притащили футбольный мяч.Штанга! Вздрогнуло рук скрещенье,Осыпается пыль веков…Я судья. Но мне для решеньяНе хватает футбольных слов.Переулочки. Переулки,Потревоженные дворыПовторяют длинно и гулкоУдивительный ритм игры.Повторяющееся действо,Обновившееся

слегка,И опять побеждает детство —Побеждает во все века.Выше смерти и выше болиМяч летит над живущим днем.Я, конечно, не о футболе,Но немножечко и о нем.

Дом

Мне, видно, перестраиваться поздно.Стою я, словно обреченный дом,И, может быть, пора меня на слом.Но я ведь тоже приносила пользу —В два этажа, не в двадцать этажей,Скрипуче, деревянно, без комфорта.И дорогие, выцветшие фотоСо стен снимают бережно уже.Плеснет щепа, известка запылит,И станет пол мой зыбким и неровным,И закричат обрушенные бревна,И каждое протяжно заболит.Я все пойму, я все приму сама —И эту боль, и разрушенья эти:Во мне когда-то вырастали дети,Чтобы построить новые дома.

Гаданье

На неприметном полустанкеПод паровозные гудкиПроезжим ворожат цыганкиПо пыльным линиям руки.Ах, сколько линий на ладони,Все описать – не хватит слов.Ах, сколько судеб в эшелонеМеж чемоданов и узлов.Цыганка долго хмурит брови,Дрожит седая прядь на лбу:Как трудно в зеркальце рублевомЧужую разглядеть судьбу!– Ах, не давай ты мне задатка,Потертый кошелек закрой,Ведь будет все равно загадкойНебритый сумрачный король…Есть дальний путь, плацкарта в жестком,Все так, как было до сих пор.А впереди уже зажегсяОгнем призывным семафор.Где завтра буду я счастливой?В каком бродить мне далеке?Ведь всех дорог не счесть, как линийНа ожидающей руке.

Пляска

Песню детскую написатьИ для взрослых придумать сказку…Я пошла бы нынче плясать,Но боюсь, не выдержу пляску.В жизни все случалось не впрок:Скорбный пляс на крыше вагона,И тяжелого хлеба кусок,И бессилье чужого стона.Это все ученье мое:Головою об стенку билась,Поняла про житье – бытье,Но плясать уже разучилась.На пуантах скорбит Жизель —У нее профессия это…Воет ветер, метет метель,Пляски нет и музыки нету.

«Ах, уж эта мне полукровка!..»

Ах, уж эта мне полукровка!Никакого спасенья нет.И двусмысленность, и рисовкаВ мешанине моих примет.Об одном размечтаюсь крове, —А уже поманит другой…И воюют, воюют крови,Чтоб не выдюжить ни одной.Размечтаюсь я о погроме,Ради сытого живота,Чтобы в теле моем, как в доме,Не осталось потом жида.Ну, давай, биндюжники, дружно —Кладезь вы легендарных сил…Но усталостью пьян биндюжник,Он о планах моих забыл.Я его тороплю – скорее!Ведь упустишь такой момент! —Но биндюжник щадит еврея:Ведь родня – и интеллигент.Я ему про всю неуместностьИ про то, что наука – вред.Уважает интеллигентностьИ талдычит мой прадед: «Нет!»Согревается поллитровка,Утонув в его пятерне:«Ты – кровинка, не полукровка!» —Говорит он, довольный, мне.

Моя поэзия

Я, как художник, с натуры пишу —Пейзаж, портрет, —И, глядишь —Уже на мокрое масло дышуСтароарбатских крыш.Уже говорю, где боль, а где ложь,Где холод, где искра тепла…И если в будущем зла не найдешь,Значит, и я помогла.

Воронеж

Над Воронежем моим летят утки,Летят утки над землей и два гуся,И румяная, как летнее утро,Там частушки распевает Маруся.Каруселью раскрылась пластинка,Современное ее чародейство…Поздней памяти дрожит паутинка,В ней пестрит, словно бабочка, детство.Паутинку эту бережно тронешь,И откликнется далекое эхо…За Воронеж, за Воронеж, За ВоронежМил уехал, мил уехал, уехал…И живем с тобою розно мы, словноПерепутать перепутье могли мыОт дряхлеющей петровской часовниДо безвременной отцовской могилы.Но когда-нибудь на Севере дальнемИли в будничной московской квартиреСтану бредить я целебным свиданьемС

этим городом, единственным в мире.По какой-то небывалой побудкеВновь для долгого полета проснусь я.Захватите с собой меня, утки,Покажите мне дорогу, два гуся!..

«Навеки ничто не дается…»

Навеки ничто не дается,Все может мгновенно исчезнуть,Но даже погасшее солнцеДолжна пережить наша честность.Ничто не дается навеки,Все может исчезнуть мгновенно,Лишь то, что всегда человечно,И в прах рассыпаясь, нетленно.Я верую в это! ИначеНе сладить с разрухой духовной.И я, словно колокол, плачу,Как колокол плачу церковный.Звучат причитания меди —Мы все беззащитны, как дети!

Парадокс

Вселенная не знает недорода,Она подобна ищущему гению.Легко пылают свечи водородаИ оплывают тяжким воском гелия.О, звезды! Миллионы лет калились вы,И – знали обо мне вы или нет —Далекие, но щедрые кормилицы,Вы посылали мне тепло и свет.На полпути к таинственной вселеннойТопчу я землю, не жалея ног,Покуда не истек мой век мгновенный,Я вечна и всесильна, словно Бог.Творю я, претворяю, сотворяю…И, разума справляя торжество,Я двери тайн вселенских отворяю,Как будто двери дома своего.…Прикажут – и с космическою силойЗажжется водородная звезда,И превратятся в братские могилыНаполненные жизнью города.И оборвется удивленный возгласУ края беспредельной пустоты…Земля вступает в свой опасный возраст,Земля родит тяжелые цветы!..

Новое летосчисление

На деревьях повис рассвет,Неподвижный и серый……Это было за много летДо новой эры.В те временаЕще были госпитали,Где сестрыБинтами солдат пеленали,В те временаНад погостамиСолдатские звезды вставали.А в госпиталеСестра объясняла подруге:– Ну, как он мог?!Ну, как он мог?!Говорит,Не беда, что нету ног,Были бы руки!А потом был опыт поставленВ японском городе Хиросиме,Был ученый прославлен,А летчик —Рассказывают! —Сошел с ума…Просто остался он с ними,Убитыми в Хиросиме,Просто разум его оплавился,Как оплавились их дома.Тем, кто умер в тот день,Не досталось места в земле.Земля к тому времениЗаполнена была.Другими.И они растворялись в воздухе,Оседали пылью в золе,И мы теперь дышим ими.Они в нас,Те, кому места в земле не нашлось.Невидимые и грозные,Как излучение……С этого самого дняНачалосьНовое летосчисление.

Тень

Я – тень.Неподвижная и короткая,Неподвижная, и короткая,Как смерть.Люди спят в комнатах.Куклы – в коробках.А у меня вместо стен – решетка,А вместо крыши – небо,В которое больно смотреть.У меня нет дома,Где уютно тикают ходики,Где секунды жизни считает маятник,Нет у меня усталости.Нет у меня отдыха.Я – памятник.Мне безразличныИ тьма, и свет.Два осенних листка,Как монеты,Прикрывшие мертвые веки…Я только след.Я только следСпешившего человека.…Он проходил по улицам —А я семенила около.Солнце садилось —И я становиласьВсе длинней и длинней…Он проходил по улицамМимо пестрых, как лето, окон,И распахнутых, словно ворот рубашки,Дверей.Кто был он?Женщина или мужчина?Девочка или мальчик?Я не знаю.Может,На свиданье к любимой спешил он,Нес серебристую рыбу с рынка,Или играл в разноцветный,Как мир,Мячик…У безногого есть костыли,У слепого сердце,Которое помнитЧерноту земли и белизну снега.А я лежу, обезглавленная, в пыли:У меня нет человека!!!Где он – мой человек?!Я не знаю.Я только тень.У него было сердце, и память, и честь, —Но вдруг вспыхнулИ погас день.И он исчез.А я только тень,Только след,Только памятник,Меня не оплакала матьИ друзья не зарыли…А где-то,Как прежде,Качается маятник,Отсчитывая дниИ неделиОт первогоАтомногоВзрыва.