Память о мечте (сборник)

Пучкова Елена Олеговна

Барабанщик

Истории бродячий балаганОпишем в книгах, разместим по полкам…Две палочки, забыв про барабан,Стучат по барабанным перепонкам.Не бычья кожа, а сама судьбаГудит над смертным полем эшафота,И морщится безусая губаПод въедливыми капельками пота.А перед тем стучали молотки,Гвоздями доски влажные сшивая.Багровый след на желтизне доскиИ песня барабанная – живая!Шнур, как петлю, на шею нацепи,Поверх толпы гляди холодным глазом,На шелковом шнуре, как на цепи,Ты к барабану накрепко привязан.Будь каменным. Не смейся и не плачь.Пусть похоронный марш звучит как полька.Ты

не судья. Ты даже не палач.Ты в стороне. Ты барабанщик только!Чем хуже ты любого из толпы?Что барабан пред гильотиной значит?Две палочки, две жизни, две судьбыИ две слезы —мой барабанщик плачет.

Имена

От первой клеенчатой бирки роддомаДо самой последней надгробной плитыПод знаменем имени скромно пройдем мыСодом и Гоморру земной суеты.Когда-то людей нарекали по святцам,Теперь наступил математики век.По старым законам младенцы родятся,По новым законам живет человек.Как формула, каждое имя условно,Абстрактно, как музыка, тень, а не плоть.Но мы бережем и храним его, словноГолодный случайного хлеба ломоть.Когда-нибудь сменится имя на номер.(Однажды был опыт поставлен такой.)Не скажут со вздохом: «Преставился, помер»,А вычеркнут цифру бесстрастной рукой.Вовек не подняться сомкнувшимся векам, —Века безымянную плоть погребли.Он был в человечестве лишь человекомБелковой молекулой нашей земли.

Пожар

Я поверила в этот пожарУхищрением памяти странной…Так реально огонь пожиралЭтот призрачный дом деревянный.Я поверила в этот огонь,Потому что поверить хотела,От ожога болела ладонь,И одежда под искрами тлела.И не дождь – только пепел с небес,Словно крупные черные слезы.Так окончиться может прогресс,Не сберегший себя от угрозы.А поверить пожару легко,Потому что и будни суровы…Хоть пылает пожар далеко,Но в него мы поверить готовы.

Шар земной

Шарик земной —Крошечный,Он предо мной —Горошиной.Но изрезан он варварскиНа тысячу лоскутков.Обычай, мне скажут, таков.Сказители – благодетелиГраниц земных не заметили,Проблемы только всеобщиеВсегда занимали их.Они, как слепые, ощупьюЛюбили мир для других.На узких улицах вечностиТеснится все человечество.Чело и вече отмеченыСтремленьем друг друга понять.Потом будет поздно пенять.Хоть праздное разноязычиеХранит вековые обычаи,Но все понимаешь без слов,Раз кто-нибудь в мире готовСебя распахнуть пониманию,Как нашей Земле – мироздание.

Раскопки

Не зря мы верим картотекам —В них нашей общности печать.Палеозой с двадцатым векомМы вместе будем изучать.Красноречив итог раскопок,И все же чуточку уныл:Был человек и хил, и робок,А все-таки задирист был.Он то кремневый наконечник,То ядерный лелеял след, —Погрязший в частностях сердечник,Несущий мощный мозг скелет.Типичная, казалось, особь…Так почему же, почемуНе можем мы открытий россыпьВсецело приписать ему.Как будто из иного мираОн вдохновенье прозревал:Свеча горела, пела лира…Он мог! Но что-то прозевал.И прозябал на полигонахОн в обезьяньей кутерьме,И видел звезды на погонах,А не в большой вселенской тьме.Использовал он сто наречий,Вступив на свой порочный круг…Но

скрипка очень человечий,Понятный всем рождала звук.Казалось, он погряз в машинах,Казалось, он зашел в тупик.Но сохранялся на вершинахЕго корней простой язык.И каждый жил в отдельной клетке,Презрев содружество пещер…Но это все же были предки,Как питекантроп, например.Небезопасно отрекатьсяОт растворившихся во мгле…Как тысяча иллюминаций,Свеча горела на столе.

Обряды

Я все еще сомнением объята,А значит, рано общий сбор трубить…Первопричину древнего обрядаУже давно успели позабыть.Давно обряд не исцеляет раны,Удачу на охоте не сулит.Но в бубны бьют сановные шаманы,И я танцую, как шаман велит.Мне не помеха умное неверье,Я самый стадный зверь среди зверей.Могла бы я уйти и хлопнуть дверью,Но в древнем мире не было дверей.Привычно на стене рисую тигра,Его пронзив магической стрелой,Потом прощаюсь вежливо.И тихоДве двери закрываю за собой.И шарф тугой петлей стянул на шее,Покорно руки прячу в рукава.…Бессмысленны, как жертвоприношенье,Во благо убиенные слова.

«Мы все давно узнали, что – почем…»

Мы все давно узнали, что – почем,Какой ценою можно быть неправым.Мы делаем Историю. По главам.И в ней самих себя не узнаем.Самим себе когда-то сдавшись в плен,Речами, как цепями, мы бряцаем,И честно все на свете отрицаем,Не предлагая ничего взамен.А там – за гранью этой суеты —Опять рассвет, и солнце из-за тучи,И азбуку какой-то мальчик учит,И вечным пчелам дарят мед цветы,И девочка сбегает босикомК реке, чтобы умыться и напиться,И тянет то дымком, то молоком,И плачут птицы!

Эрудиция

Раскованность, раскованностьНенужная моя,И знаний сфабрикованностьИз сгинувшего дня.В мозгу их упакованностьКомпактную храня,Прикованность, прикованностьТитана – не огня.Ведь рассуждая без затей,Я знаю, что не ПрометейОгня похитил жар.А он, страдающий зазря,Столетья видит, как заряРодит лесной пожар.

«Все смещено во времени…»

Все смещено во времени. И времяНас разделяет мраморной стеной.И Вы навечно остаетесь с теми —Ушедшими, Вы вовсе не со мной.Вы смотрите в упор. И все же мимоСкользит Ваш взгляд. Но я при нем как страж:И взгляд, и Вы мне так необходимы,Что этого в словах не передашь.Тепло руки, стихи и ожиданье —Все словно в восемнадцать лет. Меж темУже явилось горестное знанье,Которое является не всем.И мне не быть хозяйкой в Вашем доме,Насторожен, устойчив дом, как дот.По Вашим фотографиям в альбомеМеня другая, словно гид, ведет.И отделяет Вас, и отдаляет,И так оберегает от меня,Как будто временем повелевает,Не оставляя мне от Вас ни дня.

Сострадание

Страданье или состраданье —В чем человеческая суть?Мы разобщенные созданья,И каждому намечен путь.Лишь боль едина в мирозданье,Она меняет нас чуть-чуть…Христовых мук переизданье —Как пуля в Пушкинскую грудь.Но, может, сможем мы опятьИ бескорыстно сострадать,Не унижая безразличьем.Одна слеза – и, может быть,Мы равнодушьем не убитьСумеем с подлинным величьем.