Память сердца
Шрифт:
– Мужики, а где здесь контора лесного хозяйства?
Я спрашиваю:
– Это вам зачем? В военное время за такие вопросы!..
– Мы по разнарядке: приехали вам помогать с лесом управиться! Вы, видать, не осилили! Нас и прислали!..
– Ну, это другое дело! А лошади ваши остаются до утра или?..
Девчата опять дружным хором:
– Навовсе. До конца! А что?..
– Трудно здесь, негде с лошадьми устроиться. Мы все село обошли, вот только у одной бабуси есть возможность, а остальные требуют деньги. И бо-оль-шие!
– А
– Мы ошибочку дали, своих домой отправили. Пешочком приходится… Касим, может, нам к старушке, как думаешь? У нее, кажется, кроме коровы ничего нет, куры только. Попробуем?
Девчата опять звонко как одна:
– Давайте, давайте, мужики, попробуем! Уговорим старушку!.. Мы хорошие. Поможем ей по хозяйству, если что. А то куда деваться-то?..
– Ну как не помочь хорошим людям! Поехали девчонки, тут недалеко. Определитесь, а в конторе потом отметитесь. Главное – устроиться с ночлегом. Поехали, сейчас вам покажем…
К старушке все зашли гуртом. Я залпом:
– Вот, бабушка, у нас теперь три лошади! Надо нас всех разместить…
– Да-да! – обрадовано вскинулась она. – Ка-а-нешна, канешна, все поместитесь!.. – забыла старая, что выпроводила нас с проклятиями. – У меня и картошка есть, и молоко, – все поместимся.
Старушка на радостях засуетилась: то приседала на табуретку, то шарахалась к печке. Хваталась за ухват, за кочергу, смахивала со стола: «Ка-а-нешно, канешно, милаи, поместитесь! И картошка, и молоко у меня, – все есть…»
Мы все остались. Довольные!.. Я взял гармонь – небольшая с колокольчиками. Эх, как жаль, что не умею играть! Зина озорно, а может, кокетливо потянула гармонь на себя. Пальцы ее заскользили по ладам – бегло, умело. Спрашиваю у бабки:
– А постелить-то есть что?
– Есть, есть, ка-а-нешна!.. Канешна, есть! Настелю вам сена, тулупы. Е-е-есть!.. Только вы помогните мне сена натаскать со двора, пущай прогреется. В тесноте, да не в обиде!
Все дружно согласились.
Выставили на стол всё – у кого что есть. Старушка на радостях предложила припасенный самогон из свеклы, «сама гнала». И приступили к пиршеству. Самогон пили все, кроме Акрама и трех никольских девчат – татарок. По окончании трапезы девчонки, веселые, принялись укладываться на ночлег.
Поверх сена, мешая друг другу, смеясь, все разом стелили постели – у кого что есть. Были и подушки и простыни. Вот тут-то мы и пожалели, что тулупы свои отдали.
На пол легли подряд одиннадцать девчат. Крайняя, что на гармони играла, Зина, я рядом, потом Касим. Акрам, ростом небольшой, поместился на лавке. Наши девчонки в первый день постеснялись лечь на пол, полезли на печь к бабке.
В хорошо протопленной избе было очень тепло. Накрывались, кто хотел.
Потушили лампу. В темноте похихикали, пошептались, и, казалось, все уснули. Я лежал и удивлялся девчачьей аккуратности или прилежанию, что ли, их отношению к вещам: как стелют, поправляют подушки, простыни. Как укладывали свои нехитрые одежки,
Вдруг я почувствовал на своем плече горячие пальцы: тихо так перебирают; ладонь будто поглаживает… Ладно, думаю, что дальше будет?
Горячая рука поползла на грудь… Обняла. Прижалась нежненько. На меня пахнуло теплом и негой. Я ощутил на плече поцелуй. Зина задышала громче и чаще. Я ответил объятием. Она обмякла…
Когда я в кромешной тьме неловко сполз с нее (опыта-то у меня тогда даже и кот не наплакал) – подруга ей что-то прошептала.
– Пусть Касим ляжет к ней, – передала возбужденная Зина просьбу подружки Риты.
Я предложил Касиму. Он, не долго думая, охотно согласился и, переступив через нас, лег. Но не туда!.. Поднялся визг, испуганные крики. Заворчала бабка, не найдет в темноте спички… Но все быстро утихло, и несколько голосов хором успокоили бабку:
– Не надо зажигать света, бабуся. Все нормально! Это Ирка, чудачка, во сне испугалась.
Зина шепнула мне:
– Девчонки не ожидали, но быстро разобрались.
Касим остался там, откуда слышалось неровное дыхание, легкие стенания… Зина мне шепчет:
– Касим не туда лег! Надо же!.. Слушай, ты можешь лечь к Рите?
– Чего?! Это еще зачем?..
– Ну Касим же не к ней лег! Да и Катька тоже ждет…
– Ну, девки, вы даете. А как же ты?
– Я потом. А то ей обидно: со мной было, а с ней… Подружка ведь!
Я полез через Зину. Подружка действительно ждала. Ее трясло мелкой дрожью! Верные подружки!..
Когда я уже хотел вернуться на свое место, Рита удержала меня, в отличие от Зины. Пришлось согласиться: Зина же сама отправила меня к ней!.. В какой-то момент Рита тихо и сладостно простонала: «Ой, маменька!..» Она задыхалась. Я почувствовал, как по щекам у меня пополз жар.
Когда я уже собирался на свое место, еще одна подруга, Катя, нащупав мою левую руку, слегка потянула к себе. Но я уже к ней не пошел.
Шепот и прерывистое дыхание Касима слышались уже дальше, видимо, и он перешел на новое место. Зина с надрывной хрипотцой в голосе спросила:
– Ты чего так долго? Я заждалась!..
– Сама же просила за подружку!..
Утром все встали, как ни в чем не бывало, умылись на дворе холодной водой. Сели за стол. Немного посмеялись над Ирой, которая, нисколько не смущаясь и глядя в потолок, ответила: «Мне баба-яга приснилась…»
Нас с Касимом в упор не видели, будто ничего и не произошло. Да и мы никого не признали: ведь темно было, а говорили шепотом. Только Зина больше всех хлопотала над столом. Пыталась ухаживать за мной, как за старшим, что ли, или… Выделяла, словом.
Оделись, запрягли лошадей. Поехали в контору искать десятника, надо же было достать пилы, топоры. В конторе удивились:
– Какие пилы? Чего?! Топоры?! Вы куда приехали-то – без пил и топоров?
– На лесозаготовки! А мы… Откуда нам знать?