Память, Скорбь и Тёрн
Шрифт:
Она доверится течению, пока время или нечто другое не поставит ее на твердую землю.
Кто-то тронул ее за рукав. Мириамель вскрикнула и отскочила, но, повернувшись, увидела всего-навсего Ган Итаи. Морщинистое лицо ниски было спокойным, но ее золотистые глаза, словно впитавшие в себя блеск весеннего солнца, весело сверкали.
— Я не хотела напугать тебя, дитя. — Она оперлась на перила рядом с принцессой и задумчиво поглядела на пенистые волны.
— Когда вокруг одна вода, — жалобно проговорила Мириамель, — кажется, что мы на краю света и нам никогда уже не ступить на
Ниски кивнула. Ее длинные белые волосы развевались на ветру.
— Когда ночью я не сплю и в одиночестве пою на палубе, мне чудится, что мы плывем через свободный грозный Океан, который мои предки пересекали перед тем, как причалить у берегов Светлого Арда. В наших легендах говорится, что вода тогда была черной как смола, а гребни волн сверкали, как жемчуг.
Говоря все это, ниски ласково гладила ладонь девушки. Не понимая, что вызвало эту ласку, Мириамель устало смотрела на море, как вдруг длинные пальцы ниски вложили что-то ей в руку.
— Океан — очень одинокое место. — Ган Итаи продолжала говорить, как будто и не подозревала, что делает ее рука. — Очень одинокое. Здесь трудно отыскать друга, которому можно довериться. — Рука исчезла в длинном рукаве платья, и ниски отодвинулась. — Надеюсь, вы найдете человека, который поймет и ободрит вас… леди Мария.
Пауза перед вымышленным именем Мириамели получилась долгой и значительной.
— Я тоже надеюсь, — проговорила принцесса.
— Это хорошо. — Улыбка растянула тонкие губы писки. — У вас неважный вид. Видимо, ветер слишком силен. Вам лучше пойти в каюту.
Ган Итаи развернулась и пошла прочь. Несмотря на сильную качку, она не дотрагивалась до поручней и шла ровно и быстро. Мириамель проводила ее удивленным взглядом и повернулась к румпелю, где беседовал с матросами граф Аспитис. Он размахивал руками, пытаясь справиться с золотым полотнищем своего плаща, норовившим улететь с новым порывом ветра. Увидев, что принцесса смотрит на него, Аспитис с улыбкой кивнул, не прерывая разговора. Ничего необычного не было в этой улыбке, небрежность вообще была свойственна графу, но у Мириамели вдруг защемило сердце. Она сжала в кулаке пергамент сильнее, чем того требовала простая предосторожность. Она не знала, что это такое, но меньше всего ей хотелось, чтобы это послание увидел Аспитис.
Мириамель не спеша пошла по палубе, свободной рукой держась за перила, — она не могла позволить себе показывать чудеса равновесия, подражая Ган Итаи.
Оказавшись у себя в каюте, она развернула пергамент и поднесла его к свече, с трудом различая нацарапанные буквы:
Я принес вам много зла и знаю, что у вас нет оснований доверять мне, но поверьте, что эти слова сказаны от всего сердца. Может быть, перед смертью мне удастся сделать хотя бы одно доброе дело.
Мириамель не могла понять, откуда он взял пергамент и чернила, но потом догадалась, что все это принесла ему ниски. Судя по тому, каким неровным и дрожащим был почерк, рука монаха с трудом держала перо. Принцесса ощутила прилив жалости — как плохо ему должно быть, если уж он решился писать к ней. Но что ему нужно?
Если вы
Много раз я ложь выдавал за правду и много раз утаивал истину. Теперь уже не в моих силах исправить это. Мои пальцы слабеют с каждой секундой. Но поверьте тому, что я скажу вам, — никто не знает злодейств Прейратса лучше меня. И нет человека, который в большей степени был бы ответствен за это зло, ибо это я помог красному священнику стать тем, чем он стал.
Это длинная и мучительная для меня история. Могу сказать только, что я дал ему ключи от двери, которую он никогда бы не смог открыть без моей помощи. Хуже того, я сделал это, уже зная, каким алчным и безжалостным зверем он может стать. Я подчинился его воле, потому что был слаб и испуган. Хуже этого ничего я не сделал в жизни.
Поверьте мне, леди. Так получилось, что я лучше, чем кто бы то ни было, знаю нашего врага. Надеюсь, что вы поверите и тому, что я писал об Аспитисе: граф выполняет не только приказы герцога Бенигариса, но и всякие грязные поручения красного священника.
Вы должны бежать. Может быть, Ган Итаи сумеет помочь вам. Боюсь, что теперь у вас не будет такой надежной охраны, как в Винитте, но я уверен, что вам пора искать спасения. Я не знаю, как вы сделаете это, но прошу вас, торопитесь. Ищите постоялый двор «Чаша Пелиппы» в Кванитупуле. Надеюсь, что Диниван послал туда верных людей и они помогут вам добраться до вашего дяди.
Кончаю, силы мои на исходе. Не прошу простить, ибо не заслуживаю прощения.
Капля крови отпечаталась под этими словами. Мириамель, окаменев, смотрела на нее, и глаза девушки были полны слезами жалости, гнева и отчаяния. Вдруг в дверь постучали, и у Мириамели бешено заколотилось сердце. Едва она успела спрятать письмо в рукав, как дверь отворилась.
— Моя обожаемая леди, — заговорил вошедший Аспитис, — отчего вы затворились в темноте и одиночестве? Пройдемся по палубе, свежий соленый ветер развеет вашу тоску.
Пергамент жег руку, принцесса замерла от страха.
— Я… Я неважно себя чувствую, сир. — Она опустила голову, стараясь успокоить прерывистое дыхание. — Я могла бы погулять позже.
— Мария, я всегда говорил вам, что в восторге от вашего открытого и веселого нрава. Неужели вы вспомнили о придворных церемониях?
Граф легко дотронулся до белой шеи принцессы.
— Пойдемте. Не надо сидеть в темной и душной комнате. Вам нужен воздух. — Он подошел еще ближе и коснулся губами ее лба. — Может быть, вам больше нравится темнота? Вам грустно? Одиноко?