Память, Скорбь и Тёрн
Шрифт:
— Леди Мария, — мягко проговорил граф, — вы больны? Мне не хватало вашего общества за ужином.
Она протерла глаза, делая вид, что только что проснулась:
— Лорд Аспитис? Простите, но я не совсем здорова. Мы поговорим завтра, когда я буду чувствовать себя лучше.
Кошачьей походкой граф приблизился к кровати и сел. Потом протянул руку и длинными пальцами погладил ее щеку.
— Но это ужасно. Что случилось? Я пришлю Ган Итаи приглядеть за вами. Она умеет ходить за больными, и я доверяю ей больше, чем всем придворным лекарям, вместе взятым.
— Благодарю
Граф, судя по всему, не спешил уходить. Он медленно погладил ее шелковистые волосы и улыбнулся.
— Мария, я стыжусь грубых слов, сказанных вам раньше. Я чересчур хорошо отношусь к вам, и мне становится страшно при мысли, что вы вдруг покинете меня. В конце концов, мы же любим друг друга, правда? — Его пальцы скользнули по шее, и принцесса внутренне съежилась.
— Поверьте, граф, сейчас я просто не в состоянии разговаривать. Но я прощаю вам злые слова — я верю, что они были поспешными и неискренними.
Она внимательно посмотрела на него, стараясь понять, о чем он думает. Голубые глаза графа были простодушно-спокойными, но Мириамель вспомнила все, что говорил Кадрах и рассказывала Ган Итаи, и озноб снова охватил ее.
— Да, да, вы правы. Я так рад, что вы все правильно поняли. Поспешные, необдуманные слова.
Мириамель захотела испытать его притворную искренность:
— Но поймите мое горе, граф. Мой отец ничего не знает обо мне. Может быть, ему уже сообщили из монастыря, что я не приехала. Он стар, Аспитис, и я боюсь за его здоровье. Вот почему мне придется покинуть вас, хочу я того или нет.
— Конечно, — ответил граф, и у принцессы мелькнула безумная надежда. Что, если она ошиблась — все ошиблись? — Нельзя заставлять вашего отца беспокоиться. Мы пошлем ему весточку, как только доберемся до берега. Я думаю, что можно будет пристать у острова Спент. Мы пошлем ему хорошие новости.
Мириамель улыбнулась:
— Он будет рад узнать, что со мной все в порядке.
— Еще бы. — Аспитис улыбнулся ей в ответ. — Но будет и еще одна новость, которая порадует его. Мы сообщим ему, что его дочь выходит замуж за члена одной из пятидесяти благородных семей Наббана.
Улыбка Мириамели несколько поблекла.
— Что?
— Мы сообщим ему о нашей предстоящей свадьбе. — Аспитис восторженно засмеялся. — Да, леди, я много думал об этом, и хотя семья ваша не столь прославлена, как моя, да к тому же из Эркинланда, — ради любви я плюну на традиции. Мы поженимся, как только вернемся в Наббан. — Он поцеловал ее ледяную руку. — Но вы не так рады, как я мечтал увидеть, прекрасная леди Мария?
Мысли Мириамели метались, но она понимала, что теперь ей остается только один путь — бежать.
— Я… я ошеломлена, граф.
— И это понятно. — Он встал, потом наклонился поцеловать ее. Его губы пахли вином, а щеки духами. Он сделал шаг к двери. — Все это несколько неожиданно, я знаю, но было бы ужасно, если бы я заставлял вас мучиться
Дверь захлопнулась. Мириамель вскочила с кровати и закрыла ее на ключ. Потом она вернулась под одеяло.
Мрак сгущался.
3
ВОСТОК МИРА
— Я теперь рыцарь, верно ведь? — Саймон провел рукой по густому меху на шее Кантаки. Волчица бесстрастно посмотрела на него.
Бинабик оторвался от куска пыльного пергамента и кивнул:
— После подавания клятвы твоему Богу и твоему принцу. — Тролль вернулся к рукописи Моргенса. — И это удовлетворительно сказывается на твоих рыцарских свойствах.
Саймон глядел вдаль, за каменные плиты Сада Огня, пытаясь найти слова, которыми можно было бы выразить его мысль:
— Но я не вижу… никакой разницы. Я теперь рыцарь и мужчина… Почему же я чувствую себя как тот же самый человек?
Повторно оторванный от чтения, Бинабик ответил не сразу:
— Питаю сожаление, Саймон, но я не был достаточно внимательным для выслушивания. Не мог бы ты повторить все сначала?
Саймон нагнулся, поднял камень и швырнул его в подлесок через каменные плиты. Кантака бросилась за ним.
— Если я уже взрослый и рыцарь, почему же я чувствую себя как тот же глупый судомой?
Бинабик улыбнулся:
— Не ты один в этом мире имеешь подобные размышления, друг Саймон. Приходит новый этап для жизни, и ты добиваешься очень большой награды, но в тебе самом не протекает никаких изменений. Джошуа производил тебя в рыцари за храбрые поступки, которые ты совершал на Урмсхейме. Если ты изменялся, то не вчера, на церемонии, а очень раньше — на горе. — Тролль рассеянно похлопал Саймона по голенищу сапога. — Не сам ли ты говаривал, что кровь дракона, пролившись, указывала тебе путь.
— Да, — буркнул Саймон, покосившись на хвост Кантаки, мелькавший над вереском, как клуб серого дыма.
— Люди, тролли и жители долин становятся взрослыми, когда приходит их время, но не тогда, когда им сообщают, что пора взрослеть. Будь доволен. Ты всегда будешь отличаться большой похожестью на Саймона, но даже за те месяцы, в которые мы становились друзьями, я замечал много изменений.
— Правда? — Саймон остановился, так и не бросив очередной камень.
— Да. Ты делаешься мужчиной, Саймон, но это имеет должность происходить самостоятельно, без помощи твоих размышлений. — Он зашуршал пергаментом. — Послушай, я хочу кое-что читать для тебя. — Коротким пальцем Бинабик водил по строчкам доктора Моргенса. — Я испытываю превеликую благодарность к Стренгьярду за то, что он выносил эту книгу из обломков Наглимунда. Это последняя вещь, которая связывает нас с этим знаменитым человеком, твоим учителем. — Палец тролля наконец остановился. — А, вот. Моргенс говаривает про короля Джона.