Пан Володыевский
Шрифт:
Но дорога была еще свободна. Пан Володыевский был очень предусмотрителен и к тому же слишком любил жену, чтобы подвергнуть ее какой-либо опасности. Выехав из Хрептиева после полудня, они ехали до самого вечера, затем всю следующую ночь, и на другой день, тоже после полудня, увидели высокие каменецкие скалы. При виде их, при виде башен и круглых бойниц, украшавших верхушки скалистых стен, все сразу ободрились. Казалось неправдоподобным, чтобы это орлиное гнездо на вершине скал, окруженных рекой, могла разрушить чья-либо рука, кроме Божьей десницы. День был летний, ясный; башни костелов и купола церквей, видневшиеся
— Баська, — сказал Заглоба, — не раз уже язычник пробовал грызть эти стены и всегда ломал себе зубы. Сколько раз я сам видел, как они убегали отсюда, хватаясь руками за морды, — ведь, как-никак, больно! Даст Бог, и теперь то же будет.
— Конечно, будет! — ответила Бася, вся просияв от радости.
— А здесь уж был один ихний султан, Осман. Это было, как сейчас помню, в 1621 году. Приехал, собака, из Хотима, с той стороны Смотрича, вытаращил глаза, разинул рот, смотрит, смотрит, наконец спросил: «А эту крепость кто так укрепил?» — «Бог», — ответил визирь. «Пусть же Бог ее и осаждает, — а я не дурак». И сейчас же повернул назад.
— И как еще скоро повернул! — вставил Мушальский.
— Скоро, — сказал пан Заглоба, — потому что мы их сзади копьями подгоняли в слабые места, а меня потом рыцари на руках понесли к пану Любомирскому.
— Значит, вы были и под Хотимом? — спросил несравненный лучник. — Ушам не поверишь!.. Подумать только, где вы не были и каких только подвигов не совершили!
Пан Заглоба несколько обиделся и ответил:
— Не только был там, но даже ранен был, а эту рану, если вы уж так любопытны, я мог бы вам показать, но только где-нибудь в сторонке, ибо в присутствии пани Володыевской хвастаться мне ею не подобает.
Знаменитый лучник тотчас же понял, что над ним подшутили, а так как не чувствовал себя в силах состязаться в остроумии с паном Заглобой, то он больше не расспрашивал и переменил разговор.
— То, что вы говорите, сущая правда, — сказал он. — Когда сидишь далеко и слушаешь людские толки: «Каменец не подготовлен для защиты! Каменец сдастся!», то тебе и страшно станет, а когда увидишь этот Каменец, сейчас же и ободришься.
— Да к тому же Михал будет в Каменце! — воскликнула Бася.
— Может быть, и пан Собеский пришлет подкрепление.
— Слава богу, не так-то уж плохо! Бывало и хуже, а мы не сдавались.
— Если бы и было хуже, главное — не унывать! Не съели нас до сих пор, не съедят и теперь, пока дух жив! — закончил пан Заглоба.
Под влиянием этих радостных мыслей они умолкли, но молчание это было нарушено очень грустным обстоятельством. К Басиной коляске подъехал вдруг пан Нововейский; лицо его, всегда мрачное и страшное, было теперь озарено улыбкой. Устремив глаза на залитый солнечными лучами Каменец, он все улыбался.
Оба рыцаря и Бася смотрели на него с удивлением; они не могли понять, почему вид крепости снял страшную тяжесть с его души. А Нововейский сказал:
— Да славится имя Господне! Много было горя, но настал и час радости. Тут он обернулся к Басе:
— Обе они у войта Томашевича, и хорошо, что они туда укрылись, в такой крепости и тот разбойник ничего с ними не сделает!
— О ком вы говорите? — с ужасом спросила Бася.
— О Зосе и Эвке.
— Да умудрит тебя Господь! —
А Нововейский продолжал:
— А то, что говорили про моего отца, будто Азыя его зарезал, это тоже неправда.
— Он помешался! — прошептал пан Мушальский.
— Вы позволите, — сказал пан Нововейский, — я поеду вперед; я так долго их не видал, что соскучился. Ох! Скучно вдали от милой, скучно…
Сказав это, он стал раскачивать своей огромной головой, потом пришпорил коня и ускакал.
Пан Мушальский сделал знак нескольким драгунам и двинулся за ним, чтобы не упускать из виду помешанного. Бася закрыла лицо руками, и вскоре сквозь ее пальцы потекли горячие слезы, а пан Заглоба сказал:
— Человек был просто золото, но не по силам ему такие несчастья, к тому же одной местью жить нельзя!
В Каменце кипели приготовления к обороне. На стенах, в старом замке, у ворот, особенно у Русских, работали горожане, населявшие город, каждая «нация» под началом своего старосты. Над всеми старостами начальствовал ляшский староста Томашевич, во-первых, благодаря своей храбрости, во-вторых, потому, что умел искусно стрелять из пушек. Ляхи, русины, армяне, цыгане, евреи работали с лопатами и тачками в руках. Офицеры разных полков присматривали за работой; вахмистры и рядовые помогали жителям: работала даже шляхта, забыв на этот раз, что Бог создал ее руки только для сабли, а всякую другую работу оставил людям «подлого» звания. Пример им подавал пан Войцех Гумецкий, хорунжий подольский; он собственными руками возил тачки с камнями. Работа кипела в городе и в замке. В толпе мелькали доминиканцы, иезуиты, кармелиты, францисканцы, которые благословляли трудящихся. Женщины приносили им есть и пить; прекрасные армянки, жены и дочери богатых купцов, и еще более красивые еврейки привлекали к себе взоры всех солдат.
Но особенное внимание толпы привлек к себе приезд Баси. В Каменце, конечно, было много женщин еще более знатных, чем она, но не было ни одной, муж которой был бы окружен такой славой. Кроме того, в Каменце слышали и о самой пани Володыевской как о женщине храброй, которая не боялась жить в пустыне среди полудикого населения, принимала участие в походах мужа и, будучи похищена татарином, поборола его и спаслась от его хищных рук. Но те, кто ее не знал и не видел, представляли ее себе какой-то великаншей, ломающей подковы и разбивавшей панцири. Каково же было их удивление, когда они увидали ее маленькое, розовенькое, полудетское личико.
— Это и есть сама пани Володыевская или ее дочь? — спрашивали в толпе.
— Сама! — ответили те, которые знали ее.
Изумление охватило и мещан, и женщин, и духовенство, и войско. С не меньшим удивлением поглядывали и на непобедимый хрептиевский гарнизон, на драгун, среди которых ехал Нововейский, спокойный, улыбающийся, с блуждающими глазами, на грозные лица прежних разбойников, превращенных в венгерскую пехоту. За Басей следовало несколько сот превосходных воинов, людей как на подбор, — и сердца горожан ободрились. «Это сила немалая! Они смело взглянут туркам в глаза!» — слышалось всюду в толпе. Некоторые из мещан и даже солдат, особенно из полка епископа Тжебицкого, который только что прибыл в Каменец, думали, что и сам Володыевский находится в этом отряде, а потому тотчас послышались крики: