Пандемия
Шрифт:
Когда он подошел к станции, поезд уже исчез из виду. Николай поднялся на пустынную платформу и, подойдя к вывеске, прочитал «Бологое».
— Блин, как в анекдоте. Бологое, что за Бологое? Вертится на языке, а где это, черт его знает. То ли рядом с Питером, то ли где-то в Подмосковье? Вот тебе и знание географии родной страны.
Ему показалось, что на дальнем конце платформы кто-то идет, и он почти машинально спрыгнул с платформы и, юркнув под неё, затаился. Сидеть пришлось не долго, человек прошел, спустился по ступеням и пошел вдоль полотна. Потом перешел на другую
— Черт возьми, скоро собственной тени бояться буду, — подумал он.
— Может в отделение милиции податься? Нет, страшно. Вдруг они сообщников имеют или приметы мои сообщили, дескать, бежал больной, которого надо срочно задержать до их приезда. Поди докажи, кто ты, документов-то нет. Нет, надо думать, что делать.
Одна за другой стали подходить и уходить электрички, а Николай продолжал сидеть под платформой, не решаясь вылезти наверх. Он понимал, что там наверху люди и чем дольше он будет сидеть и ждать, тем хуже. Надо было что-то делать. В этот момент он услышал гудок, приближающегося поезда. Выглянув, он понял, что это не электричка, а пассажирский. Состав подъехал к платформе и остановился. Николай вылез, и побежал к последнему вагону, в размышлении что делать. В этот момент проводница, стоящая у двери, начала складывать лестницу. Он понял, что другого шанса, может не представится. Рванувшись к ней, он чуть не сбил её с ног, прыгнул и оказался в тамбуре рядом с ней. Одновременно с этим состав дернулся и поезд поехал.
— Ты чего сдурел, а ну быстро прыгай, пока поезд скорость не набрал, а то живо вызову милицию и загремишь в детдом, или того лучше в колонию.
— Вызовете, пожалуйста, вызывайте милицию, я вас очень прошу, — умоляюще произнес Николай, и заплакал.
— Да ты чего, больной, что ли какой?
— Нет, я беглый из тюрьмы, только не из той, где срок дают, а где заложников держат.
— Чего? — удивленно спросила она.
— Я один сумел вырваться, а там еще пятеро. Если милиция не придет им на помощь, они все погибнут.
— Погибнут? — глаза проводницы округлились. Она стояла в проходе, забыв, что давно пора закрыть дверь, поскольку поезд отъехал от станции и во всю набирал скорость, и не знала, верить пареньку или нет.
— Я клянусь вам, что говорю правду, — сквозь слезы произнес Николай.
— Да ладно, чего уж там, проходи ко мне в купе, сейчас разберемся, — и она, закрыв вагонную дверь, повела Николая к себе в купе.
Сев на край дивана, он с жадностью посмотрел на стаканы из-под чая, стоящие на столе и горку сахара, лежащую рядом. Она заметила, как он смотрел, и спросила:
— Голодный что ли?
— Ага, произнес он, продолжая как загипнотизированный смотреть на сахар, — добавил, — нам кроме воды, ничего не давали.
— Давно не давали-то?
— Я шестой день без еды, а ребята по-разному. Есть, кто третью неделю сидит.
— Ладно, сейчас кипятка налью, поешь, но я милицию все равно вызову, — и словно проверяя реакцию Николая, посмотрела на него.
— Зовите, зовите, я без них домой ни шагу не сделаю.
— Чего так?
— Если они меня найдут раньше, убьют и все дела.
— Кино, честное слово, — и
— Ты сам-то откуда?
— Из Москвы.
— Из Москвы? Это чего ж, они тебя из такой дали-то, взяли? Видать из новых русских будешь?
— Нет, — ответил он, — Они берут всех подряд, лишь бы здоровый был.
Она передала по внутренней рации, чтобы к ней в купе подошел милиционер, сопровождающий состав и, посмотрев на Николая, спросила:
— Может хлеба дать?
— Если можно.
Николай не успел еще допить стакан чая, но хлеб, порезанный кусками, словно проглотил. В этот момент в купе вошел пожилой милиционер. Судя по погонам, сержант.
— Так Галя, что тут у тебя произошло?
— Да вот, паренек вскочил на предыдущей станции, утверждает, что его похитили, короче, Михеич, ты с ним сам погутарь, а я пока пойду чай разносить пассажирам.
Милиционер снял фуражку и присев рядом, произнес:
— Да ты не боись, рассказывай.
— А я и не боюсь. Это раньше страшно было, а теперь нет, — и он стал рассказывать все, что с ним произошло. За время их разговора, Галя всего раз заглянула к ним, чтобы взять стаканы и сахар и снова, прикрыв дверь в купе, ушла.
— Вот собственно и все, что со мной произошло, — закончил свой рассказ Николай, — а скажите, куда мы едем?
— В Москву, — задумчиво произнес милиционер, — и добавил, — Да, пожалуй, тебя до самой первопрестольной охранять надо, как бы чего не вышло. Ну дела, ешкин кот.
Поезд, стуча колесами, приближал Николай все ближе к Москве. Он смотрел в окно, потом перевел взгляд на продукты, разложенные на столе и, повернувшись к проводнице, которая к моменту, когда они кончили разговаривать, вернулась и копалась в сумке, стоящей на полу, доставая и перекладывая в ней разные кульки, спросил:
— А можно, я еще поем?
— Давай, давай, — заботливо произнесла она и потянулась, чтобы порезать колбасу и сыр, лежащие на столе.
—----
Павел вышел из здания на Петровке довольно рано. Он так и не понял, зачем его прикрепили к Волину в помощники. Данные, которыми он располагал, можно было и так получить, а о каких-то серьезных подвижках в раскрытии дела по факту пропажи нескольких подростков, говорить было рано. Да и вообще, отсутствие каких-то зацепок, на его взгляд, вряд ли сдвинет дело с мертвой точки в ближайшее время.
Он услышал трель сотового и поднес его к уху.
— Алло, это я.
— Привет.
— Ты скоро освободишься?
— Уже.
— Так рано!
— Да. Слушай, может, в кино сходим, я как раз в центре, возьму билет в Пушкинский.
— Давай, а что там идет?
— Не знаю, я перезвоню. На какое время брать билеты?
— Лучше на восемь, а то вдруг я не успею.
— Хорошо.
— Ну все, целую.
— И я целую и люб лю, — он произнес это так, как накануне ночью и услышал, как она рассмеялась на другом конце телефонной линии, и ответила: