Пандемия
Шрифт:
— Эй, ты смотри, не вздумай такую рань трезвонить, дай ей хоть выспаться до обеда, — крикнула ему вслед мать.
— Е-гу-гу… — ответил он, наяривая зубной щеткой.
— Чего-чего? — улыбаясь, произнесла мать, глядя на сына.
— Ей сегодня с утра на дежурство заступать.
— Так она что, тоже милиционер? — удивленно спросила мать.
— А что? — обиженно произнес Павел.
— Да нет, ничего, я так просто сказала. Моя милиция меня бережет, как говорят.
— Мам!
— Что мам?
— Ничего.
— Так и я говорю, главное, чтоб тебе нравилась. А лет-то сколько? —
— Двадцать.
— Да, и уже капитан?
— Мам, вечно у тебя шуточки какие-то плоские. Ну кому в двадцать лет, присваивают капитана? Скажешь тоже.
— Я же в шутку сынок, а ты сразу взъерошился.
— Я не взъерошился, а говорю, точнее отвечаю. Она ефрейтор, это самая маленькая после рядового ступенька. Но она поступила на юрфак и у неё сейчас сессия.
— Видишь, какая молодец, учится и работает, а ты ей мозги пудришь, — мать рассмеялась, и добавила, — Все молчу, с Новым годом тебя, сынок, — и протянула ему подарок.
Павел обернулся и, поцеловав мать, произнес:
— Мам, извини, с Новым годом тебя, а батя спит, небось?
— Дрыхнет, вчера засиделся у телевизора допоздна.
Он развернул пакет, в коробке лежала кожаная барсетка, о которой он давно мечтал.
— Мам, спасибо тебе огромное, — и счастливый и довольный, словно ребенок, пошел рассматривать её изнутри, так и забыв, выключить кран в раковине.
Автобус подъехал к остановке, Павел протянул руку и помог Лизе выйти. Они пошли по аллее к её дому.
— Ты какой-то сегодня усталый, произнесла она.
— Так, немного. Весь день мотался. Капитан подкинул дело, днем разговаривал с майором. Тухлячок, а воняет так, что того и гляди, лопнет и окажется, что там можно такое увидеть, что ого-го-го.
— Убийство?
— Похоже на киндепинг, но все под большим вопросом.
Они шли, держась за руки, и молчали. Наверно в наше время, они казались совсем старомодными. Они были знакомы уже пять месяцев, но дальше поцелуев, походов в кино и вместе проведенных вечеринок, дело не сдвинулось. Они словно проверяли свои чувства на прочность. Лиза остановилась и, посмотрев на Павла, спросила:
— У меня родители, вчера уехали на два дня к родственникам на юбилей. Останешься у меня?
— Ты, правда, этого хочешь? — произнес Павел, чувствуя, как волна нежности и одновременно страсти растет в нем.
— Очень, — произнесла Лиза, и тихо добавила, — и очень давно, а ты?
— Я тоже, — так же тихо, произнес он, и, не сговариваясь, смеясь, они бросились бежать к ней домой, забыв, что оба в милицейской форме.
—----
Николай проснулся и понял, что проспал несколько часов. Хотелось есть, и от этого даже заболела голова. Прямо перед ним стояла алюминиевая кружка с водой. Он взял её и залпом выпил. Облизнул губы, хотелось еще воды, но больше не было. Поднявшись, пошел в дальний угол, где стоял унитаз. Нажав на кнопку, он вспомнил, что надо было наполнить банку для анализа.
— А черт с ними, ударят, так ударят.
— Забыл поссать? — обратился к нему Виктор, мимо которого он прошел.
—
— Дурак, выбьют зубы или и впрямь сломают руку.
— Все равно подыхать.
— Может и так, только чего зря мучиться от боли, пока живой. Давай налью, я еще не ходил в сортир. Николай криво ухмыльнулся и произнес:
— Вот хохма была бы, если бы мы все поссали в ведро, а потом разлили этот компот по банкам.
— Точно, — рассмеялся Виктор, впервые за те два дня, что они были вместе, — А че, давай так и сделаем?
— Так ведра-то нет.
— Ведра нет, зато, — и он протянул ногу, на которой был надет резиновый сапог.
— Блин, точно, он же резиновый. Подожди, а в чем ты-то ходить будешь?
— Куда, до стула и обратно? Не боись, он в момент высохнет. Главное не одевать и все.
Виктор снял сапог и, подойдя к унитазу, отлил в него. Слыша их беседу, также поступил Олег и Илья. Ира попросила ребят отвернуться и, извиняясь, произнесла:
— Я того, совсем чуть-чуть, облила.
Ребята засмеялись. Трогать тезку Николая не стали, он как затравленный кролик сидел в углу, но неожиданно вскочил и с возгласом:
— Я этим гадам, сюда еще и наблюю
— Ладно, ты хотя бы отлей и то хорошо.
Виктор поставил в ряд выданные банки и осторожно разлил в них собранную в сапог мочу, после чего, осторожно перенес их поближе к двери. Остатки вылил из сапога в унитаз, несколько раз потряс его и с возгласом:
— Ну и воняет же гад, — нажал на кнопку спуска, после чего вернулся поближе к Николаю.
Спустя короткое время дверь открылась и заглянувший охранник, произнес:
— Все отлили?
— Вроде, — за всех ответил Олег.
Охранник рукой, одетой в резиновую перчатку одну за другой взял банки и, поставив их на поднос, ушел. Спустя некоторое время дверь снова открылась, и появился очкастый вместе с охранниками.
— Так, выходит, у нас тут умник объявился, шутник, так сказать. И кто же это у нас такой, а? — он согнул шею и, выставив вперед свой длинный нос, стал рассматривать поверх очков сидящих на полу подростков, — Я спрашиваю, кто это у нас тут умник такой?
Все молчали, понимая, что шутка может плохо закончится для одного из них, а возможно и для всех.
— А впрочем, — неожиданно, успокоившись, произнес он, — к чему гадать и вычислять, кто придумал сию шутку. Без разницы, кто это сделал, наказан будет один из вас, любой, на выбор, — он снова посмотрел на ребят и, ткнув пальцем в Олега, произнес, — Вася, вот этот мальчик совершил плохой поступок, накажи его, чтобы другим неповадно было впредь заниматься подобными делами.
Охранник, который видимо и был Василий, подошел к Олегу и, взяв рукой за шиворот, поволок к двери.
— Знаешь, как я наказываю? — произнес он, — Как завещал нам товарищ Сталин, молча и без крови, — и вместе с другими охранниками заржал, после чего, один из них, неожиданно подсунул под руку Олегу свою ногу, обутую в кожаный ботинок, а Василий резко ударил. Рука треснула, словно сухая ветка. Вслед за этим раздался жуткий крик. Олег прижал сломанную руку к груди и, продолжая лежать на полу, съежился, полагая, что сейчас его начнут бить.