Пандемия
Шрифт:
– Ну, я вам покажу, суки...
Действуя по наитию, он забрался на стол и вынул из кармана куртки рубчатую лимонку. Неспеша выдернул чеку и зажал пальцами черенок.
– У него граната!
– пискнул кто-то с ужасом.
В мгновение ока чавканье и гогот смокли. Гиены со свешивающимися изо рта кусками мяса смотрели на гранату остолбенело, выпучив глаза от неожиданности, словно их внезапно застали на месте преступления.
– Ну что, свиньи. Уже не так весело, правда?
– Антон продемонстрировал выдернутую чеку.
– Сейчас я разожму руку, и у вас останется четыре секунды на то, чтобы попрощаться с этим миром. Кто-нибудь хочет высказаться
– он обвел глазами толпу, застывшую в шоке.
– Святые угодники! Антон! Ты что, спятил?
– клоун первым обрел дар речи.
– Пусть исповедаются. В чревоугодии, блуде, алчности, содомии и прочих грехах! Я их обвиняю!
– Не надо, Антон.. Антошечка! Иисус Мария!
– клоун подпрыгивал на стуле, но не решался приблизиться к стоявшему на столе человеку с лимонкой.
– Сидите, жрете, как скоты, а за стеной люди мрут с голоду. Вам плевать на них, а мне плевать на вас!
– Антон зло и хлестко чеканил слова, наблюдая за толпой.
И тут он разжал руку. Граната плюхнулась в рыбное блюдо, подняв брызги соуса.
– Нет!
– истошно завопил кто-то, закрывая лицо пухлыми ручками.
Общество в шоке взирало на черную ананасину на блюде, боясь пошевелиться.
Насладившись зрелищем, через десяток секунд Антон слез со стола.
– Видели бы вы сейчас ваши рожи..
– В штаны, небось, навалили...
Он неторопливо ушел. В холле царило гробовое молчание.
– Так и знал, что ты здесь!
– протрезвевший от шока клоун подошел к Антону, стоявшему на крыше казино у ограждения парапета.
– Ну что ты творишь, глупый! Ты же всех до смерти напугал!
– Так им и надо.
– Левченко все еще злился.
– Давно их пострелять надо, паразитов...
– Они же люди, Антошенька...
– Были когда-то. Да и то сомнительно.
– Ты что, знал заранее, что граната не настоящая? И откуда она у тебя?
– Демичев дал на прощание. У него боевой не было, сказал, что, может, пригодится и муляж: шпану напугать, если пристанут. Эти жирные скоты, конечно, приняли лимонку за настоящую. Вот уж потеха была!
Он вскочил на парапет и забалансировал на самом краю крыши, наклоняясь вниз. Восемь высоких этажей отделяли его от мостовой.
– Что ты еще задумал, неразумный?
– клоун не решался приблизиться и ломал руки на расстоянии.
– Хватит чудить!
– Давай прыгнем вместе или слабо? Тебе не надоело жить в таком омерзительном мире?
– Мир всегда был таким, друг мой.
– грустно покачал головой Арлекин.
– Просто ты только сейчас осознал это...
Антон наклонился еще сильнее. Голова начала слегка кружиться, мостовая притягивала. Подмывало сделать еще один шаг - оставалось всего ничего до точки невозврата. Левченко вспомнил о том, что у каждого человека есть ангел-хранитель и демон-губитель. Оба шепчут подсказывают ему, что делать, каждый на свое ухо; сейчас, похоже, проснулся демон, манивший его прыгнуть вниз, навстречу гарантированной смерти...
– Антон! Слезай! Пойдем отсюда !
– клоун решил проявить характер. Резкий окрик отрезвил Левченко.
– Ладно, Арлекин. Пойдем, найдем свободный номер, переночуем. Завтра с утра двинемся дальше. Антон спрыгнул обратно на крышу.
– Так-то лучше! Еще чего удумал - с крыши прыгать! Одного меня тут решил оставить?
– клоун ворчал укоризненно, успокаиваясь.
Антон разлепил глаза. Голова раскалывалась, словно с похмелья, хоть он и не пил, мутило, и во рту был гадкий привкус. Он
Он попытался приподняться -голову пронзило тонкими острыми стрелами боли: травма головы все еще давала о себе знать. Парень застонал, закусил губу, но все же встал с широченной кровати, отбросив шерстяное одеяло, взглянул на часы - половина одиннадцатого. Проклятье!
Клоун похрапывал на полу, скатившись ночью с кровати. Он с головой укутался одеялом - не дать не взять, колобок. Арлекин упорно не желал просыпаться, отмахиваясь руками и не открывая глаз. Наконец, после долгих увещеваний он окончательно проснулся и сел на полу. Видок у него был аховый - красные глаза, отекшее лицо и всклокоченные волосы- взрыв на макаронной фабрике, как говаривала мать Антона.
– Ты живой, Арлекин? Хреново выглядишь!
– Антона разбирало зло из-за трещавшей головы.
– Сам хорош, начудил вчера дай Боже...
– буркнул тот, кряхтя и подымаясь с пола.
– Оооох, голова..
– Опохмелись, и пора двигать.
– Который час?
– Половина одиннадцатого.
– Сейчас...
Клоун схватил со столика початую бутылку каберне, и жадно глотая, осушил ее до дна, проливая на себя.
Они спустились вниз, прошли холл, в котором вчера бушевало пиршество. Свет пасмурного августовского утра, косо падавший через широкие окна холла, подробно освещал хаос, царящий в помещении. Длинный праздничный стол, заваленный объедками, огрызками, окурками и конфетти, улитой вином и водкой. Возвышающиеся груды куриных костей, салат, раскиданный по позолоченной скатерти, опрокинутые бутылки, из которых вылилось почти все содержимое, раздавленные фрукты, валяющиеся на коврах. Изуродованные полусъеденные поросята - из них вырывали куски мяса прямо руками, но доесть так и не смогли.
И, конечно же, гости - разодетые вчера в пух и прах щеголи, они в беспамятстве валялись теперь на полу, кушетках и даже на столе, все в измятых праздничных костюмах, испорченных красным и остатками еды- выглядели они так, словно их всех прирезал кухонным ножом мясник - красное вино покрывало всех и вся.
Один из трансвеститов храпел прямо на столе, уткнувшись головой в кремовый торт, сползший на сторону, подобно селю. Некоторые спали в обнимку, в том числе и голышом. Интересно, сколько из них уже мертвы?
На полу кто-то возился, медленно приходя в себя. Делать здесь больше было нечего; наступило утро, пир во время чумы закончился.
Спутники вышли на улицу. Погода хмурилась, небо затянуло тучами. Приближался сентябрь, а значит, осень уже потихоньку начинала вступать в свои права, отбирая власть у лета, которого по-настоящему и не было.
Улицы были завалены белыми листовками - очевидно, они появились совсем недавно. Антон подошел к одному листку, поднял, и его бросило в жар. Листовка была плохонькая, отпечатанная на офсете - в верхней части листа красовались две фотографии - сначала, увеличенное изображение Арлекина без грима, видимо, фото было взято из паспорта, ниже красовалась фотография Антона - мальчишеская, сделанная еще на острове в семнадцать лет, когда ему восстановили паспорт взамен оставленного им дома, но узнать их обоих можно было без труда.