Панджшер навсегда (сборник)
Шрифт:
– Попадание в башню танка из гранатомета. Что вы видите сверху?
– Веду наблюдение, выстрела не видел, – вынужденно признался командир роты, двадцать пар глаз упорно буравили землю внизу, они не могли не увидеть момента выстрела. И все-таки не увидели…
– Наблюдайте, – озлобленно рыкнул комбат, – организуй наблюдательный пост ниже по склону, определи ему позицию.
Крутой, почти отвесный склон выдвинуть пост ниже не позволял. Но то, что произошло дальше, увидела вся рота. Из-под горы вырвались клубы дыма и пыли, и почти тут же на связь вышел комбат:
– Снова выстрел. Прямое попадание в корпус, танк заглох.
– Выстрел видел, попробую закидать позицию гранатами, – и, отключившись, приказал
– Может, лучше РГД?
– Почему лучше? – не сразу понял вопрос и переспросил Ремизов. Конечно, Ф-1 мощная граната, ее нельзя бросать дрожащей рукой, но главное, что она достанет «духов». – Давай «эфку».
Граната пошла. Но не пролетев и половины высоты падения, через четыре секунды она рванула в воздухе, бесполезно рубанув осколками скалу. Ремизов посмотрел на свой автомат с подствольником, что же, будем пробовать по-другому. Первая же граната из подствольного гранатомета долетела до земли, след ее разрыва хорошо отпечатался на земле, но выстрел получился неточным, и сама цель пряталась под навесом горы, и прицеливаться при таком угле склонения оказалось невозможно. Несколько гранат отскочили от каменистого склона, но десять или двенадцать гранат взорвались близко к обрезу скальной стены, и стрельба внизу не возобновлялась. Выждали долгую паузу, всматриваясь в долину до рези в глазах, пытаясь уловить любой случайный звук. Активность «духов» не наблюдалась, пришло время пускать колонну бронетехники и занять противоположный берег реки, но вместо этого совершенно неожиданно всем подразделениям полка поступила команда на отход.
Как только свой маневр начала выполнять и шестая рота, с противоположной стороны ущелья, с большой дальности, одновременно ударили два тяжелых пулемета. Первые пристрелочные очереди прошли над головой и легли дальше ротной колонны, но уже следующие начали кромсать землю и снег вблизи. Ремизову и его солдатам пришлось вжаться в мерзлую землю, в снег и ползти, прикрываясь камнями, а открытые места проскакивать перебежками. «Духи» на доли секунд не успевали корректировать стрельбу – из-за дальности, – и поэтому этот аттракцион сладко щекотал нервы. Уйдя в глубь горного массива и достигнув наконец гребня хребта, рота избавилась от опасного противника и соглядатая. Команды на спуск не поступало, хотя время давно перевалило за полдень, и солнце упорно приближалось на западе к изломанному горизонту, отчего спины, едва они отворачивались от солнца, начинали замерзать. Следом за отходящим полком вдоль гребня двинулась и рота, но едва дозор прошел первую седловину хребта, открытое ровное место, а Ремизов поравнялся с большим, почти в рост человека камнем, в этот камень ударила длинная пулеметная очередь. Рота оживленным муравейником рассыпалась на защищенных местах ближе к гребню, у Ремизова сердце застряло где-то в горле, и он еле смог выдохнуть.
– Они в меня целились. Вычислили, что я командир? На такой дальности? Да нет, не могли они звезды на погонах увидеть.
– Наверное, у них хорошая оптика, а признаков много, – выдохнул ему в ухо, упавший рядом, Желтов.
– Они видят антенну моего связиста. – Тут Ремизов поднял голову и остолбенел. Прямо перед ними, метрах в восьми, на открытом, голом месте на коленях стоял Мец, солдат из взвода Желтова. – Мец, вперед! Рывком вперед!
– Мец, вперед! – взревел Желтов. – Тебя убьют!
– Не могу… – Он хотел зарыдать, но у него и это не получилось.
– Вперед, Мец!
– Я… не… могу… – Он повернул голову, на его мокром лице двумя огромными блюдцами, наполненными безумием и ужасом, горели глаза. – Ноги… отнялись.
Взгляды Ремизова и Желтова встретились. Зрачки Желтова стремительно расширялись, он представил, что сейчас произойдет.
– Ну, это твой солдат, – следуя мыслям взводного и не отпуская его взгляда,
Желтов, гренадерского телосложения, мощный от природы и борцовских тренировок, гонимый чужой волей, сорвался с места, как ураган, обхватил левой рукой своего солдата и укатился вместе с ним под гряду вздыбленной породы.
Прошла ли секунда? Может, это были доли секунды, но на том месте, где только что стоял обездвиженный Мец, на белом снегу лопались фонтаны черной жирной земли, взрытой тяжелыми пулями ДШК. Не понимая, что все самое страшное позади, Мец, по-прежнему невменяемый, смотрел на вспаханную землю, и выражение ужаса на его лице медленно деформировалось в глупую улыбку. По лицу Ремизова аллергическими пятнами бегали разные эмоции, сменяя друг друга в произвольном порядке, вспышка радости вдруг становилась тревогой, потом накатывала усталость, тут же превращаясь в блаженную гримасу. Желтов поднял глаза от изодранной земли, он не улыбался, и, когда наконец решился поднять глаза на своего ротного, его взгляд излучал одновременно недоумение и враждебность.
– Ты послал меня на смерть! Меня могли убить.
– Нас всех могли убить, – бросил в ответ Ремизов, он не почувствовал обращенной к нему злобы, – меня – раньше, тебя – позже, а Мец уже корячился в перекрестье прицела, – здесь он внимательно посмотрел на взводного. – Ты спас ему жизнь, Господь не каждому дает такую славу. Только избранным.
– Меня могли убить, – себе под нос медленно и убежденно повторил Желтов.
Солнце село в горы, сразу стало холодно, потянуло сырым ветром с востока, и теперь никто не сомневался, что наступил декабрь. Мерзли пальцы, мерзли прикрытые тканью х/б худые солдатские спины, медленно начали замерзать и ноги. С наступлением ночи острее заныли пустые животы, потом они поджались и свыклись с голодом, но уже не помогали бороться за остатки тепла. Командиру полка Кашаеву позиция, которую занимала шестая рота, понравилась, и разрешения на спуск в установленное время он не дал. Ремизов ничего не мог объяснить начальнику связи, его, как на другом конце Вселенной, никто не понимал.
– Мои люди замерзают, у нас нет бушлатов.
– Еще подождите, – отвечали с того конца Вселенной, где было на несколько градусов теплее и ребра не студил ветер, – ориентировочно в соседнем районе обнаружена группа «духов». Они могут выйти на полковую колонну. Хребет оставлять нельзя.
– Мои люди замерзают. Замените нас.
– Подождите еще немного…
Ночь нарастала. Наверное, начал крепчать мороз, но уже никто не мог этого определить.
– Никому не спать. Не давать спать друг другу. Иначе замерзнем.
В ответ только стук зубов и великая готовность к самопожертвованию.
– Надо потерпеть, нас скоро сменят.
– Товарищ лейтенант, может быть, нас забыли, – прозвучал чей-то тихий неуверенный голос, – скажите им еще раз.
– Да, скажу, минут через пять скажу. Никому не ложиться. Всем сесть спина к спине по трое, по четверо, дышать под плащ-палатки.
Где-то там, внизу, в долине мерцала редкими огнями колонна боевой техники, там горели костры, там теплилась жизнь. В эти минуты Ремизов ненавидел все командование полка, вместе с комбатом, который ничего не мог решить. «За что же они так морозят моих людей, – скрипело у него в мозгу, – им и так достается, как осужденным на каторгу?»
– Командир, я не могу терпеть, я замерзаю, – пробубнил ему в ухо, стуча зубами и безостановочно дрожа, Желтов.
– Терпи, мы здесь все вместе.
– Я не могу больше!
– Надо вытерпеть.
– Я пойду, командир, не держи, я не могу.
– А как же солдаты, они почти дети и терпят. – Ремизов лихорадочно искал слова и не находил.
Желтов с перекошенным от холода и безволия лицом бросился вниз. Из окоченевших, убитых усталостью солдат мало кто обратил внимание на его побег.