Панна Мэри
Шрифт:
Боятся, не смеют…
Но какой-то внутренний голос шепнул ей, что это неправда. Мэри горько усмехнулась… Странно… Ведь в других влюбляются, в Герсыльку, в Фроню Вассеркранц, в Маргариту Лименраух, в Саломенну, сестру Скразских, хотя они и некрасивы и не богаты. Иосю Вагнер, Иосю Кутускую, Ядвигу Подрембскую… В каждую кто-нибудь влюблен, — в Подрембскую даже несколько молодых людей, два или три. А ее — никто не любит. Правда, что все эти барышни сами также влюбляются, все стараются полюбить кого-нибудь, если не все, то, по крайней мере, большая часть… Она же, она одна никогда… Никого не любит и не старается полюбить. Она жаждет лишь страстных наслаждений: упоений,
Она почувствовала, что губы ее вытягиваются… Какая-то страшная, неведомая сила предстала перед ней и обдала ее холодом.
— Страшно! — шепнула Мэри.
Но это чувство прошло. Мэри захотела еще раз вернуть свои мысли, но они уже спутались. И чудилось ей, что она видит лицо Владислава Стжижецкого.
— Он, кажется, влюблен в меня… — подумала она.
Эх, какая любовь… любовь артиста…
И что он такое? Будь он немцем, французом, англичанином — но польский композитор!..
Никогда ему не добиться всемирной известности.
Впрочем, какое мне дело до него? Замуж за него я не выйду. Madame Стжижецкая, что это значит?
Если бы он был всемирной знаменитостью… Польская знаменитость удовлетворила бы меня, если бы у меня был один или два миллиона, а ведь у меня их 11, а может быть, будет больше со временем… Нет, нет… Да и к чему все это? Ведь он не сказал мне ни одного слова. Каковы были наши отношения? Мы разговаривали на раутах с тех пор, как меня ввели в свет; затем мы поссорились и перестали разговаривать. Ничего не было между нами и ничего нет.
Из-за чего мы поссорились? Собственно говоря — без причины. Но я иногда жалею… Ни с кем я так не разговаривала. Он видел мою душу — смотрел в нее… слишком глубоко смотрел… Ба! Мне все можно. Я могу заплатить…
Он узнал мое странное честолюбие и мой эгоизм, который всю меня поглощает и переполняет…
Но к чему говорить об этом?
Боже мой, как он глуп! Чего ему захотелось. Разве он не понимает, что и не могу запретить никому судить обо мне, это не в моей власти, но я могу не позволить делать себе замечания… А, впрочем, кто знает?..
Он мне нравится… Хотя, собственно говоря, я сама не знаю, что мне в нем нравилось: он или его талант, а быть может, и правда, что я ему нравилась… так все говорили… А теперь перестали говорить — как жаль… Как он сегодня странно играл, я ничего подобного никогда не слыхала…
О чем он думал?
Если он воображал, что я занята им, — он дурак.
— Madame Ja comtesse Mery Zamoyska, madame la comtesse Mery Potocka — поклонилась она себе в зеркале и шепнула опять: — la princesse Mery Lubomircka, la princesse Mery Kaelzeroitt… Княгиня Мэри…
Ей стало жарко — смутилась.
Нет, мало владеть миллионами и быть красавицей…
— Графиня Мэри, княгиня Мэри, — все смелее шептала она, выходя из будуара и как бы привыкая к звуку этих слов. — Madame la comtesse Mery… Княгиня Мэри…
Mery это сделает Мэри, позаймется этим, — говорила, картавя, божественная светлейшая княгиня Мэри…
…Все мое, я все могу покорить, все!.. Avanti Mery!
Мэри, ты должна быть первой дамой в Польше, одной из первых в Европе.
У тебя для этого все в руках! Я знаю, что ты можешь этого достигнуть. Незачем будет тебе писать на визитных карточках comtesse или же princesse Mery telle et telle, nec Sweznichsky. Слава Богу, мне дали зато приличное христианское имя, и фамилия моя не Пистолет, не Медница.
Да будет слава Богу Всевышнему! Е avanti Mery!
Тебе предстоит еще покорить мир!.. Avanti Mery!
IV
Мэри
— И вы не боитесь соскучиться со стариком? Хе-хе! — засмеялся профессор, надевая очки.
— О, если только вы не боитесь соскучиться со мной, профессор… — ответила она, приветливо улыбаясь.
Мэри разговаривала живо и остроумно, но мысли ее были где-то в другом месте. Она обдумывала, какое впечатление произведет ее разговор с Тукальским.
Разговор сразу отличал ее не только от всех барышень, но даже от дам. Ведь всякий скажет: она подошла к нему, видя его одиноким — значит, у нее доброе сердце; она, очевидно, развитее других, если не смущается и находит тему для разговора с таким ученым человеком; безусловно она добрее и умнее других. В то же время она обращает на себя всеобщее внимание и злит всех тех молодых людей, которые хотели бы подойти к ней, а этого, без сомнения, хотят все, за исключением двух женихов, хотя и относительно одного из них она сомневается, так как он женится на Лиле Покерт только ради фабрики ее отца.
В «Бухгалтерской книге своей жизни» на 11 марта 189… г. Мэри отметила большую прибыль. Она вполне была довольна собой.
По временам глаза ее искали глаз Стжижецкого и встречались с ними. Она интересовалась его мыслями и, казалось, угадывала их. Он очень хотел подойти к ней, а вместе с тем его глаза выражали что-то злое… То, что он хотел подойти к ней, ее мало интересовало: уж слишком привыкла она к этому, — впрочем, иначе и быть не могло; за то эти злые огоньки в больших темно-синих глазах интриговали ее. Ей хотелось помериться с ним силою, и хотя она была уверена в победе, но эта борьба казалась ей интересной и возбуждающей. Мозг Мэри стал ей вдруг казаться шпагой в ее руках. Наступая и отражая мысленно удары, она продолжала разговаривать с профессором Тукальским. Она видела, что Стжижецкий не сводил с нее глаз, насколько это было возможно в присутствии других. Вдруг злые огоньки в его глазах потухли, в них мелькнуло страданье. Мэри отвернулась с гримасой легкого презрения и скуки.
А хозяин дома, Лудзкий, здоровался в дверях залы с высоким графом Виктором Черштынским, который корчил из себя англичанина. В голове Мэри стрелой промелькнула мысль. Здесь два человека, на которых обращено всеобщее внимание, — Стжижевский и Черштынский. У Черштынского титул и вид англичанина, все знают, что он ищет богатой жены и хочет продать себя; ему безразлично, откуда будут деньги, где бы их добыть. При том он хорош собою, элегантен, beau parieur, спортсмен, а также двоюродный брат княгини Заславской. Княгини Заславской!..