Паноптикум
Шрифт:
Время до вечера в ресте тянулось долго, наконец, пролебезив перед последними гостями и едва сдерживаясь от того, чтобы не дать им пинка для скорости, мы закрыли ресторан и начали дегустацию. Как и полагается, сомелье хреначил нам бокалы с разнообразным алкоголем и рекомендации, что бухается с каким блюдом. Повара и халдеи быстро все записали, задали для виду пару десятков вопросов и официоз был окончен, дело плавно перетекало в ожидаемую с утра попойку.
Только ненадолго. Позвонил Эмин Амирович и сказал накрыть ему поляну на две морды. Без особых изысков, так, легкий закусон и алкашку нормальную.
Быстро коллективно исполнили наказ Асаева и я отпустила остальных, не жаждущих того, чтобы криминальный владелец узрел персонал подбуханным, и пошла с поварами клюкаться на кухню. В смысле дегустировать и ждать,
Эмин Амирович прибыл через полчаса. Его гостя я узнала. Линар, кажется. Тот, что левое бабло нашел.
Они засели в кабинете. Мы с поварами мирно трепались на кухне, делились ресторанными байками и с видом ценителей накидывались элитным бухлишком, когда аки востроногая лань прискакала Ангелина и попросила еще капрезе, а то там все сожрали и требовали добавки.
Леша пошел кулинарить, мы с Витей на столе раздачи дегустировали дальше.
Я смотрела на Ангелину, образцово застывшую у дверей, аки статуя без причинного места, и она меня выбешивала.
— Там все нормально идет? — спокойно спросила я с непроницаемым лицом, внимательно отслеживая ее реакции.
— Да, Яна Алексеева. — Отозвалась она.
Голос, поведение, мимика все ровное. Вежливая, все осознает, все понимает. Ты гля, прямо приебаться вообще не к чему, и это бесит еще больше. Я чокнулась бокалом с Витей и опрокинула в себя. Вот сучка, а.
Нет, я и не сомневаюсь, что все и так все знали. Сменился владелец, притащил свою управляющую, в новый год трахнул вот тут прямо, где мы сейчас с Витей бухаем. Владелец взглядом объясняет лицам с первичными мужскими половыми признаками, что смотреть на управляющую можно только мельком и без всяких посягательств, частенько забирает с работы — перфекто, тут даже додумывать ничего не надо. Вот теперь криминальные пирушки обслуживает не управляющая, но с работы он ее забирает, наверняка у них уже все серьезно. Но персонал «Инконтро» был тренированный и выдрессированный, и если они и шептались (а они точно это делали), то абсолютно незаметно для меня. Именно это и послужило основой того, что я особо не зверствовала, когда бывали моменты профессиональных проебов. Опоздания (только незначительные), путания в позициях меню (торопливо исправляющиеся), легкий налет пыли за большим аквариумом в малом зале (Валера торопливо побежал за тряпкой, как только я перевела на него взгляд). Все всё знали. Но я не была тираном, требуя свыше их обязанностей, поэтому они мыли мне кости уважительно за глаза, не устраивая дерьмовых интриг, даже когда появился повод в виде смены положений и я была только управляющей, а порхала над Асаевской сворой теперь Ангелиночка. Может персонал и ждал классической мыльной оперы что я ее грызть буду, но дурой я никогда не была, и хоть меня выворачивало от ревности, себя я контролировала… Определенно наш роман с Асаевым считали скучным и неперспективным в плане сплетен. Потому что Ангелина не дура, я не стерва, а имя Асаева вообще старались всуе не поминать. И меня это устраивало. Вот смотрю на Ангелину, забирающую капрезе, сдерживаю себя от того, чтобы лицо у меня не перекосилось и напоминаю себе, что меня все устраивает, рядом тусуются два повара, и нельзя давать реакций для базиса сплетен и жарких додумываний. Мужики вообще иногда хуже баб. Поэтому никаких реакций, нас все устраивает, Яна, все устраивает. Хоть бы она на лестнице ебнулась…
Они закончили через двадцать минут. На выходе мы с Эмином чуть задержались, он подозвал Ангелину, ему позвонили, он отклонил звонок и сказал ей чтобы она завтра вечером тоже на работе была. А потом уже мне смилостивились сообщить, что Эмину Амировичу нужно на завтра стол накрыть на четыре персоны.
Внутри взрыв злости, но я позволила себе лишь приподнять бровь, однако криминальная свинья уже отвернулся и пошел на выход из ресторана и мне ничего не оставалось, как последовать за ним.
В салоне автомобиля тихо играла музыка, молчаливый Аслан выезжал с парковки. Я сидела на заднем сидении рядом с Эмином, поставив локоть на дверь и подпирая пальцами висок разглядывала профиль Асаева. Раздражающий меня с каждой секундой все больше.
Алкоголь играл в крови, играл моим настроением, бросая сразу в две крайности.
Одна из них — он безусловно
Но эстет во мне сегодня подбухнул и готов был сердобольно уступить место бабским загонам. А именно — я скользила взглядом по нему, так же расслабленно сидящему рядом, в распахнутом черном пальто, темно-синей рубашке, отглаженных брюках и начищенных туфлях до блеска, что прямо-таки заставляло моего эстета восторженно повизгивать. И понимать, что вот не одной мне это может нравиться. Он вообще не может не нравится, пока прессовать на начинает. В нем чувствуется горячая кровь, бесспорный патриархат, абсолютный авторитаризм, основанный на безукоризненной логике, неукротимой силе и физической и моральной, и готовности всегда и во всем взять на себя только ведущую роль и абсолютно все последствия за нее. В нем есть безопасность, надежность и живая, такая истинно мужская терпкая и твердая энергетика. Это чувствуется. За скупой мимикой, за глубоким, низким, всегда ровным и негромким голосом, чувствуется в ровном карем пламени глаз, который может как и отогреть так и сжечь к чертям, в зависимости от того, что ты из себя представляешь, когда смотришь ему в глаза.
В нем чувствуется сила и авторитарность. Не потому что он так себя ставит. Потому что он координирует, потому что истинно просчитывает все и сразу, мыслит воистину масштабно и всеохватывающе. Потому что он очень умен. Он читает по лицу, по мимике, по каждому движению, по мысли, которая только зародиться должна. Это не интуиция, это дохуя знаний, это безукоризненная логика. О жизни и о людях. Это глубина. Он сразу в омут с головой и любые поверхностные течения, по которым идет большинство для него давно прозрачны и так предсказуемы, потому что его кайф это только хард.
Я смотрю на него и понимаю, что это идеально. Что он не может, сука, не может не нравится, если ты находишься в зоне его интереса и ты женского пола. Вот не может. Поплывешь, как бы не сопротивлялась. Я вот поплыла, хотя стойко это сопротивлялась потому что все видела и все понимала. Капитально поплыла. А еще есть Ангелиночка. И она тоже вот не дура. Сообразительная, безукоризненно работающая сучка, и она постоянно крутится там. А ему нравятся умные и исполнительные. А еще она достаточно симпатичная. Блять, ну пиздец просто. Но прежде чем я успела себя накрутить, Эмин закончил звонок и кинул на меня взгляд:
— Что? — голос негромкий, немного раздраженный. Вызывающий то же самое.
Я только хотела ответить, как ему снова позвонили и опять разговор на басурманском.
— Ну, конечно, ради Ангелиночки вот можно отклонить, а я могу и подождать, — недовольно фыркнула, доставая из кармана сигареты и чувствуя его убийственный взгляд.
Вот понимала, что меня заносит, что вообще это глупо. Но алкоголь в крови слегка ослабил тормоза и хорошо так напитывал патологическую ревность. А если брать вообще, то что, собственно, не так я сказала? Правда же. Еще и ей сначала сообщил о своей встрече, а потом только мне. Сначала ей. Разумеется, а то без Ангелиночки же все развалится, бизнес под откос пойдет! Криминальная война начнется, если она шебуршать салфетками вокруг него завтра не будет!