Пантера 1-6. Часть первая. В плену у пространства-времени
Шрифт:
– Что-то страшное приснилось? – сочувственно вопросила Наташа, глядя ему прямо в глаза.
– Не только! – в его голосе явственно звенели нотки тревоги и беспокойства. – Что-то нехорошее случилось – я чувствую запах гари.
Наталья невольно зашевелила крыльями носика, принюхиваясь к воздуху, смешно его сморщила.
– Кроме запаха перегара и просмоленного хвойного дерева ничего не чую, – она хотела поцеловать своего друга, но Харрол резко встал с ложа на пол, нашел одежду, морщась от головных болей и едва сдерживая желудочные спазмы – перебор с винами, да еще на старые дрожжи, давал о себе знать в весьма пренеприятнейшей форме – по-солдатски быстро оделся.
Теперь и Наташа инстинктивно ощутила тревогу, соскочила с постели, облачилась в одежды. Проснулся и стал одеваться Дмитрий, в комнату вкралась настороженная Еханна, поводя носиком во все стороны – запах дыма ей совсем не нравился. Через несколько мгновений путники выбрались из княжеских хором незаметно на единственную улицу Вьены,
… Полыхал один из домов в том месте, где улица расширялась, образуя нечто вроде площади. По правой ее стороне от княжеских хором и горел факелом некогда добротный высокий бревенчатый дом, рассыпая мириады искр, дым уходил в чистейшее голубое небо широким, завихряющимся сизо-черным столбом, выбрасывая в воздух огненные протуберанцы, хорошо просмоленное дерево трещало.
Все жители Вьены собрались, гомоня, у площади. Они роптали, что смарагды убили двух их кузнецов и защитников деревни, а Кристину лишили жениха. Лица – как одно – понурые, злые и недовольные.
А прямо перед ними – черное кольцо из полсотни бромидов, держащих опущенными вниз черные же луки с тетивой из качественно обработанных человеческих жил в костлявых руках.
По структуре костей каркаса бромиды отличаются от зеленых скелетов, как и по используемому оружию. При жизни (ежели была жизнь – уж больно схожи по комплекции) они были приземистыми, с большими надбровными дугами и широким тазовым поясом, узкий – грудной, однако широкие плечи; нижняя челюсть сильно выпячена вперед по отношению к верхней, черепушка клиновидная. Пустые глазницы ничего не выражали, однако жуть наводят страшную, сея в душах простых людей холодный безотчетный бесконечный ужас и панику. Да и из сильных волевых людей не каждый выдержит «пустой» взгляд – взгляд в пустоту – разупокоенного мертвяка. Для этого мало одного голого мужества и отваги, еще необходимо не бояться смерти как таковой и уметь с нею говорить, проклятой, на «ты» и без обиняков, как с верною подругою. Должно заметить, что скелеты – не самая сильная часть в составе армии Бэрайи-мага.
Над мертвыми лучниками, за их неплотным кольцом, возвышались рыцарь без головы и гордый красавец-кентавр – живое доказательство того, что на Винэру их род вовсе не миф. Что испытывает сейчас безголовая тварь, понятное дело, неизвестно, она стояла, словно вкопанная. А вот конечеловек зрил на мелких людишек свысока, в глазах чувствовалось полное отвращение и презрение к низшей касте.
Если смотреть, так сказать, на генералов небольшого отряда с крыши ближайшего к площади дома, то можно разглядеть их более подробно в деталях. Рыцарь закован в черную броню с ног до… хм-м… того места, где у нормального человека должны быть шея и голова – ни того, ни другого, в буквальном смысле, нет! С того самого места, из нутра доспехов, вырывался настоящий черный огонь, – как раз на высоту шеи с головой! Росту без оных в нем метра два, или четыре локтя по дейчской измерительной системе. В латных перчатках он держит больше метра в длину двуручный меч с широким обоюдоострым лезвием, заточенным острее бритвы. Монстр (так называют сего благородного рыцаря, а имя, ходят слухи, забыл сам) держал оружие перед собой, уперев его кончиком в окаменевшую за многие годы землю тысячами ног, лап и копыт домашних животных. Латы тускло поблескивали в лучах восходящего солнца, лезвие меча бросало блики.
Кентавр. Удивительнейшее создание, нереальное в своем существовании. Считалось, что они вымерли по вине людей две тысячи зим назад, но Калимнула – живое доказательство обратного, воплощение духа свободы, силы и беспредельной гордости, заставляющей его ненавидеть весь род человеческий лютой злобой. Карие глаза горят зло и недоброжелательно, по плечам струятся роскошные длинные каштановые волосы, сделавшие бы честь любой женщине, но лицо отнюдь не женственно. Хотя седина еще не тронула волос, однако вокруг краешек губ и глаз наметились возрастные морщины. Старость, оказывается, приходит и к великолепным кентаврам. Руки – человеческие руки – скрещены у мощной груди, могучий торс, плавно переходящий в конское тело, внешне никак не отличающееся от настоящего коня. Те же сильные ноги с копытами, тот же метельчатый хвост, отгоняющий настырную мошкару, то же изящное тело коричневой масти (если кентавров можно «мастить»). Очень любопытно – у этого существа два сердца или все же одно, но крупное и мощное? Не верится, что одно человеческое способно стремительно гонять и качать кровь по жилам столь крупного создания.
Воины-скелеты во главе с Монстром выгнали из дома мужчину и его семейство на площадь и запалили строение с четырех сторон, и для надежности забросили вовнутрь несколько жарко горящих факелов. Дом, пусть и деревянный, но воспламенялся неохотно, медленно, сильно чадя в местах возгорания, поскольку смола, используемая для обработки строительного дерева, спасает не только от излишней влаги, коей в Готреле хватает, а еще сопротивляется огню. Вьенцы – предусмотрительный народ.
Тем не менее дом превратился в большой пылающий факел, а по
Наиболее уязвим, несомненно для людского оружия кентавр, неподвижно стоящего (не считая хлещущего беспощадно по собственному крупу хвоста) под защитой бромидов. Однако его уверенность в себе крепилась не только благодаря наличию рядом бесплотных мертвяков и могучего черного рыцаря.
Когда, по убеждению Монстра, вся Вьена собралась перед ними, не меняя позы, заговорил – именно заговорил! Красавец-кентавр (Ундерман заверял, что они – на Земле являющиеся вымышленными существами – называются именно кентаврами, а никак-то иначе) по-прежнему горделиво и презрительно взирал на «мелких» людишек, словно лев на – свору гадких гиен, трусливо ожидающих в сторонке, когда царь зверей налакомится пойманной дичью. Жутко-черные мертвяки пальцами одной руки (левой – все, как один) удерживали – каждый свою – стрелы заряженными на дуге столь же черных луков.
– Не долее, чем вчера, наш великий Бэрайя-маг потерял связь с целым патрулем смарагдов, чего не случалось уже очень давно, со времен войны, – его голос почти ничем не отличался от обычного человеческого, разве что звучал сильно, мощно, властно, словно усилен четко отлаженным мегафоном (разумеется, никто из аборигенов и слыхом не слыхивал ни о каком мегафоне) – так что Монстра слышали отчетливо все без исключения. – Перед гибелью отряда великий Бэрайя-маг сумел увидеть «глазами» копейщиков весьма необычных созданий, действующих как единое целое – зашипованного, словно еж, с желтыми белками демонических глаз, гигантскую бронированную крысу, кою ни в коем разе невозможно перепутать ни с какими другими крысами. И два рыцаря. Судя по характеристике звуков и слов, которые они издавали – юноша и девушка. Могу сказать – вьенцы очень сильные воины, но недостаточно, дабы навсегда уже упокоить цельный патруль скелетов, неважно, смарагдов, ротов или гинеид. Но сие с легкостью проделала четверка невиданных и неизвестных доселе могучих существ. А, судя по вашему традиционному гостеприимству, они у вас. Выдайте их нам и тогда клятвенно обещаю: ни один дом во Вьене более не воспламенится, ни один вьенец не пострадает! Ну? Кто приютил их у себя?
Слова Монстра (ну и прозвище у безголового рыцаря! Или имя?) не возымели никакого действия на гордых вьенцев – словно и не им грозил в случае отказа от исполнения его советов разгромом и смертью. Хотя все-таки возымели – но прямо с противоположным эффектом. Глаза людей заполыхали праведным огнем – у всех как одного, за исключением несмышленых малышей; на лицах читалось явственной презрение ко всему бэрайевскому отродью и готовность принять опрометчиво смертоубийственный – для самих же людей – бой. Четверка бросилась, не задумываясь, в схватку со скелетами, спасла князя с дружинниками, едва не потеряв своего воина. И после всего их выдавать этим прихвостням?!! Ни за какие посулы.
А один из вьенцев, плечистый и жилистый мужчина двадцати двух весен отроду, хлестнул, будто плетью, издевательскими словами:
– Вы – трусливее овец, червивые пожиратели падали, жуки-навозники, не сумели управиться с двумя юношами и одной девочкой, проиграли схватку детям, от страха приняли их за – смешно сказать! – демонов! А нонче в ужасе пришли за их смертью аж два полководца, кои прячутся за тупыми мертвяками, с пол сотней луков наготове!
Князь, умудрившийся каким-то образом сквозь плотную толпу пробиться в первые ее ряды, мысленно напрягся, тяжело выдохнул воздух, до скрежета сжал здоровые крепкие зубы. Если Монстру безразлично, что о нем говорят и думают, то Калимнула едва ли простит злую критику в свой адрес – вон как напряг кулаки, глаза потемнели от ярости, лицо перекосило от злобы, а хвост вдруг резко перестал бить по бочинам. Он-таки высмотрел острослова и уже через несколько мгновений в пятнадцати локтях над бромидами вспыхнул золотом заряженный лук. Еще один удар сердца – и матово поблескивающая черная стрела с хищно-изящным оперением пустилась в полет. Крикун даже не свершил попытки увернуться от нее или как-то спасти свою жизнь – сзади стояла его младшая сестра, коя досталась в ином случае ей бы. Из его проткнутого насквозь горла заструилась кровь (после того, как в буквальном смысле исчезла в никуда стрела, а за полсекунды до нее – орудие, выстрельнувшее оной).