Пантера 1-6. Часть первая. В плену у пространства-времени
Шрифт:
И снова набросились, словно разъяренные осы, поднырнув под косой взмах клинка бронированного чудовища, почти одновременно нанеся свои сокрушительные удары, высеча из черных лат искры лезвиями и когтями, оставив заметные зазубрины на оных. Отпрянули.
Монстр устоял, но зарычал, словно бушующее пламя. Вдруг заметил, что лягнув передними копытами (попал вскользь поверх колен) желтоглазого демона, позорно взял галоп с поля брани. Не долго думая, со свистом вертанув вокруг своей оси меч, последовал его примеру. Как гласит народная мудрость (чьего народа мудрость – неизвестно, может быть, всех сразу,
Полководцы бежали через единственную улицу Вьены на запад, постепенно сворачивая на север.
Вьенцы же повели себя достойно – не стали глупо улюлюкать и гикать вослед проклятым врагам, упокоили оружие обратно в крепежные петельки и чехлы. С некоторым страхом воззрились на победителей, не зная как вести себя с новыми героями. Точнее, в их присутствии.
Повел себя немного странно Хао-Шай. Он подобрал резким движением в груде костяного мусора уцелевший в битве бромидовский лук, не задумываясь о том, пропитан он сам ядом али нет, нашел нужную стрелу. Затем быстрым взглядом осмотрел ее внимательно, поморщился, будто вдохнул нечистотный смрад. В длину сантиметров тридцати-тридцати пяти с прочным, идеально гладким древком, вроде эбонитовым, хотя черт знает из чего. Наконечник четырехгранный с отходящими от них кзади заостренными шипиками-жалами, не дающими вынуть их (стрелы) из тела пораженной жертвы.
Зверь задумчиво провел подушечкой указательного пальца по маслянистому кончику, столь же задумчиво посмотрел на быстро удаляющихся врагов.
– Не медли! – потребовала Наталья, сообразив, что Дима задумал.
Он и не медлил: спокойно наложил смертоносный снаряд на тетиву, почти до упора натянул ее над правым плечом (дальше – побоялся немереной силушкой порвать жилу), прицелился, отпустил тетиву. Стрела с дзеньканьем отправилась в полет, уступая в скорости разве что пуле, закручиваясь вокруг оси, подобно той же пуле, дабы камнем не слететь с траектории раньше срока.
Полководцы не оборачивались, но кентавр интуитивно учуял смертную опасность. Не оборачиваясь, припустил еще быстрее к купе кустов, что своей разлапистостью и гущей обещали вожделенное спасение. И уже почти скрылся весь за ними, как правую часть крупа обожгла огненно-острая боль. Он сиганул за спасительные кусты, но подсознание услужливо подсказало: смерть настигла гордого красавца, седина висков коего едва-едва коснулась. До дряхлой старости ему тем не менее далеко.
Следом ломился, словно гиперборейский мамонт, Монстр, не выпуская из руки меч.
Наташа ощутила на уровне подсознания некую неловкость – не свою или друзей. Она повернулась назад на черной свалке костей и луков со стрелами, принимая одновременно человеческий облик. Ее примеру последовали Один, Еханна и Дмитрий.
И прочли в глазах и телодвижениях взрослого населения Вьены не то, что хотелось бы: трепет, тоска, уважение, но – страх. Дикий ужас. Страх не перед оборотнями – иного характера. Возможно, вьенцы и обняли бы героев, расцеловали и понесли бы на собственных плечах к алтарю победы (ежели таковой существует), но – страх.
Они
– Народ Вьены и я, князь вьенский, весьма благодарны вам за спасение наших жизней, однако вы не сможете защищать нас бесконечно. Бэрайевские прихвостни будут тревожить нашу деревню до тех пор…
– Прости, князь Ундерман, что так грубо перебиваю, но мы уже поняли, чего вы от нас хотите, – Один очень даже негрубо вкрался в монолог, тем самым избавив его от необходимости «изъявлять волю народа», – и не в обиде. Мы также отчетливо осознаем, что наше присутствие в сей деревне рано или поздно – скорее рано, чем поздно – сгубит ее. Они показали, на что способны. Этим неугомонным психам… э-э… идиотам нужны только мы, что недавняя схватка и показала. А потому уходим… на восток, – для начала – не таясь, дабы враги услышали, что те, кто им нужен, покинули деревню безвозвратно.
Один замолчал. И как князь Ундерман не тщился прочесть на лицах затаенную обиду, презрение, гнев или, на худой конец, досаду, – не сумел. Лишь понимание и благодушие.
И прежде, чем кто-то из них успел сделать хоть один шаг по указанному направлению, вьенцы засуетились, в их рядах появился по-настоящему здоровый ажиотаж, они враз все загомонили, что-то обсуждая, половина из них пошли спешно по домам, хозпостройкам, побежала и княжеская дочка. Как показалось Наташе – в слезах. В мозгу вспыхнуло и тут же погасло неуверенное подозрение, некая неоформленная и неприятная мысль, словно заноза, происхождение коей не выяснить, пока не вынешь из ранки.
Натали не показалось – восьмилетняя (или как грамотно по-здешнему – восьмивесенная?) девочка в самом деле плакала беззвучно, вся в слезах. Она поверила словам, казавшимся такими искренними, Одина. Да, он предупреждал о миссии, о неусидчивости, о стремлении двигаться вперед в необозримые и неизведанные дали. Но таинственный чужак также обещал сделать ее счастливой, когда она вступит в ту замечательную пору, в которую девочки готовы и желают стать женщинами. Правда, Драйя рассчитывала, что оборотни (ну и пусть!) задержаться во Вьене куда дольше, чем один вечер и одна ночь! О, вечно юная и прекрасная Рума, пожалуйста, молю тебя, сделай так, чтобы Один исполнил свое обещание!..
Не успели чужаки что-либо понять, как вся Вьена – от мала до велика – собралась вокруг героев с подношениями в руках. На их лицах читались покаяние, смирение и печаль. Маленькие дети восхищенно взирали снизу вверх на них – еще бы, ведь вчетвером управились с разъупокоенными и заставили, трусливо поджав хвосты, бежать считавшихся доселе непобедимыми злыдней, коих боится весь мир!
Люди передали гостинцы Тереси и Ундерману, те служили сии в удобные заплечные коробы. Оборотни от ценных подарков благоразумно не отказались – все ж понимали народное отчаянье.