Папа есть, нужна Любовь
Шрифт:
— А вы давно, — Миронов водит пальцами с меня на Зайцеву и обратно, — вместе?
— Недавно, — вместо меня отвечает девушка. — Но надеюсь, надолго, — воодушевленно.
Любовь поднимает на меня глаза. На мгновение мне кажется, я вижу в глубине ее зеленых зрачков разочарование.
Это не то, что ты думаешь!
Мне все равно, — успеваю прочесть.
Не-ет, не все равно.
Глава 36
Не-вы-но-си-мо!
Мне
Глупая я. Зачем пришла сюда? На что надеялась? Что он сможет мне как-то помочь? Он такой же потаскун как Борис и все остальные. Делал вид, что я ему нравлюсь, а сам пришел с подружкой.
Вот и сейчас кидает на меня красноречивые взгляды. Будто извиняется за Елену.
Переживает за меня?
Как же.
Не верю. С какой стати?
А если и так?
Я замужем. Это уже табу. Плюс беременна. И даже не от мужа.
Он может быть тем мужчиной, с которым у меня был секс в лифте?
Я не знаю!
Иногда мне кажется, что похож. Иногда — вообще не тот.
Мне дурно, душно, тошно.
Держать маску равнодушия к Тимуру и его подружке тяжело. Еще тяжелее улыбаться Борису.
И эти вопросы про беременность… Я едва не выдала себя.
Как же мне плохо!
Хочу на воздух, и чтобы никого из них не видеть, не слышать. Особенно голос Бориса, его чавканье, гогот. И вторящий ему звенящий смех Елены.
У нее с Тимуром все серьезно?
Меня это не должно интересовать!
Но я переживаю за Таечку! Хочу, чтобы у нее была мачеха, которая будет ее любить как родную.
Елена может быть хорошей матерью для чужого ребенка? Для дочки Тимура? Сомневаюсь. Пьет наравне с моим мужем и ведет себя вульгарно.
Ну и вкус у вас, господин Вершинин.
Хотя и у меня не лучше.
За то, что когда — то влюбилась в Миронова и столько лет потратила на него, хочется той, прежней Любе, не просто подзатыльник дать, а отходить розгами. Чтоб кровь куда надо прилила и заставила мозг работать.
— Хороший ты мужик, Вершинин, — Борис уже хорошо пьян. — Как там служба опеки — не беспокоит?
Почему он спрашивает? Что за намеки? Уже позвонил и дал добро на проверку?
Молча умоляю его не шантажировать Тимура. Не надо травмировать маленькую девочку! Я же все делаю, как он хочет!
— Вы оказали мне неоценимую услугу, Борис…
— Да что ты выкаешь мне, — фыркает муж. — Давай на ты.
— Давай. Так вот, я продолжу. Я тебе очень благодарен за то, что впрягся за меня перед Черновым и не дал ход делу. Буду должен. И тебе, Любовь, — переводит на меня взгляд чарующе красивых глаз, — огромное спасибо, что не оставила мою дочь одну на улице. Тася очень выборочна с людьми, мало кому может довериться…
В каждом его слове, взгляде, жесте мне чудится скрытый подтекст.
Или я это сама придумала? Я даже не уверена, что правильно отвечаю на его немые вопросы.
— Я не могла оставить ребенка одного на улице. Это опасно.
— А что, что произошло — то? Расскажи, Тимур, — просит Елена.
Неужели ее не посвятили в удивительное приключение маленькой девочки? — адресую вопросительный взгляд Вершинину.
— Потом расскажу, — обещает ей Тимур.
Она обиженно надувает и без того перекачанные губы.
И тут же забывает про свою обиду, поднимая вместе с Борисом полную рюмку. Они начали уже второй графин.
— Я хочу выпить за тебя, Боря, — взмахивает она. — Ох, Люба, у тебя такой замечательный муж! Тимур, ты в курсе? Борис на годовщину свадьбы подарил своей жене цветочный салон. Обожаю такие подарки! Поступок настоящего любящего мужчины!
Какая осведомленность о подарках моего мужа!
— Вот, слышала, любимая, как хвалить надо? Целуй меня быстро! — Борис выпячивает губы для поцелуя.
Ну зачем?!
Пересиливая подкатывающую тошноту, неловко тыкаюсь ему в щеку.
Перевожу взгляд на Елену.
Забери его себе, а? — мысленно прошу. — Он тебе тоже салон подарит, а то и два.
— Ваш салон «Камелия»? — спрашивает у меня Тимур.
— Да. Как вы… ты догадался?
Рада, что отвлек внимание на себя.
— Я как раз сегодня покупал там букет «лохмашек».
Борис разговаривает с Еленой о чем-то своем. Мы с Тимуром их не слушаем, они нас тоже.
Вершинин рассказывает увлекательную историю «лохмашек» — от сожженной футболки до купленного сегодня букета гербер, на паре бутонов которого Таечка уже успела погадать. Ирина Васильевна, воспитатель девочки, научила ее какому — то хитрому гаданию.
Тимур такой обаятельный, когда говорит о дочке. Сразу видно, любит ее очень. Я заслушалась, залюбовалась, заулыбалась. О Таечке я готова слушать вечно. Увидеть бы ее, обнять, вдохнуть детский запах.
— Так куда, ты говоришь, Вальков уехал? — спрашивает муж Тимура, когда он заканчивает свой рассказ.
— У меня нет информации об Антоне. Сам бы хотел знать. Думал, у тебя спросить.
— Вот же упырь. Срубил бабла и скрылся.
— А можно подробнее? Что за бабло, чье? — заинтересовался Вершинин.
— Есть у меня одна схемка… Как раз с тобой обсудить хотел.
Так вот какое дело у Бориса к Тимуру. Я однажды слышала, как муж с кем — то разговаривал по телефону на повышенных тонах. Речь шла как раз о Валькове и о том, что он сбежал с деньгами, не поделившись с Борисом.
И передо мной он тогда в гостинице оправдывался, что изменил, потому что его на деньги кинули. Стресс снимал.