Папины дочки
Шрифт:
Ник протянул руку и обнял ее за плечи.
Молодая красивая энергичная женщина рыдала словно неуверенный в себе ребенок.
— Тише, Кейт, успокойтесь, — уговаривал он ее. — Я думаю, все прошло отлично. Я ведь тоже был напорист сверх меры, разве нет? Просто вас знают лучше, чем меня; они слышали о том, что вас уволили, и прицепились к этому. — Он ободряюще пожал ее руку.
— Я не заметила, чтобы кто-нибудь заинтересовался нами, — упавшим голосом ответила она.
Ник пожал плечами.
— Вы выступили превосходно. Если бы я был на их месте, то дал бы денег.
Кейт залилась
— Не хотите куда-нибудь зайти выпить?
Она покачала головой.
— Мне надо ехать в Мейфэр; я найду деньги. Ник, я обещаю, — упрямо произнесла она.
Он улыбнулся и, выйдя из машины, подошел к обочине, чтобы остановить такси. Уже стемнело и зажглись фонари. Что-то внутри у него ныло и болело — может, он переживал за Кейт, а может, его разочаровало случившееся. Но он все еще надеялся на успех, хотя и понимал, что нельзя осуждать этих людей. С какой стати они должны доверить им свои деньги, когда им даже не смогли дать минимальные гарантии надежности проекта? Да и вообще, разве можно отыскать человека, который на полгода согласится предоставить немалую сумму под сомнительное начинание?
Галерея Бэлконов находилась в стороне от узкой улочки Маунт-стрит, в тихом и уютном местечке, где ходили только дорого одетые господа, посещавшие элитные салоны и магазины. Она располагалась в красном кирпичном доме с белой крышей и темно-синей дверью. В ее витринах были выставлены шедевры восемнадцатого и девятнадцатого веков, здесь был свой отдельный мир, далекий от шума и суеты Ист-Энда, где отоваривались экстравагантными произведениями живописи сотрудники рекламных агентств и рок-звезды. Галерея Бэлконов была рассчитана на разборчивых и взыскательных покупателей, которые предпочитали традиционные направления современной вычурной подделке и хотели видеть на стенах своих особняков в Белгравии и Кенсингтоне старые картины, выдержавшие испытание временем. Обычно галерею представляли шедевры голландских мастеров, но совсем недавно там появились и полотна конца девятнадцатого и даже двадцатого веков. Когда Кейт подошла к витрине, она увидела одну из воздушных балерин Дега.
Она толкнула дверь, и над ее головой мелодично прозвенел колокольчик. Продавец Марк Робертсон, сидевший за столом в другом конце магазина, подошел к ней, кивнув на пожилую супружескую пару, с которой беседовал Овальд.
Барон поднял голову и приветствовал дочь улыбкой.
— Это моя дочь, — тут же представил он ее покупателям.
Пожилая крашеная блондинка с сумкой от «Келли» и в туфлях от «Феррагамо» сразу узнала Кейт — она видела ее фото на страницах журнала «Класс» — и любезно кивнула.
— Хочешь, ступай наверх, дорогая, я скоро приду, — сказал ей Освальд.
Кейт молча прошла к лестнице и стала подниматься, наблюдая за отцом. «Жаль, что он так редко сюда заходит; он прирожденный торговец, способность обольщать покупателей у него в крови», — подумала она. Он все умел обставить так, чтобы расположить к себе людей; даже в манере представлять свою дочь проявлялись его замашки шоумена.
Здание галереи было длинным и высоким, но узким. Для места, где продаются картины, оно годилось идеально, но вот офис
Затем она встала, приготовила кофе и снова уселась, потягивая его с наслаждением маленькими глотками. Ей хотелось избавиться от накопившегося напряжения и успокоиться. Прийти к отцу и просить его о помощи ее заставило чувство вины перед Ником. Она включила ноутбук и снова просмотрела макет журнала. Верстка была прекрасная. Ну и чего она так раскисла?
На лестнице послышались шаги отца. Для поездки в город он всегда одевался «по-лондонски», то есть в темно-синий костюм с алой подкладкой, напоминавшей мантию Дракулы. Наверняка после галереи он собирался ехать в один из своих любимых клубов.
— Так чему я обязан удовольствием видеть тебя? — спросил Освальд. — Полагаю, ты чего-то хочешь; это я сразу понял, когда ты позвонила. — Он достал часы и, открыв крышку, посмотрел на циферблат. Потом медленно убрал их обратно в карман. — В семь мне нужно быть на ужине с Уэтхорнами, так что поторопись и приготовь мне чай, пожалуйста.
Кейт включила чайник и подошла к буфету, достав заварочную ложку и чашку.
— Знаешь, я бы хотела, чтобы ты посмотрел вот это, папа. — Она протянула ему ноутбук, стараясь говорить как можно более спокойно.
Освальд просмотрел несколько страниц макета.
— Я уже знаю об этом. Твой друг Дэвид Голдман предлагал некоторым моим знакомым поучаствовать.
Кейт опешила от неожиданной новости. Но такое поведение было типично для ее отца, он любил шокировать. Он следил за ней, где бы она ни была, чем бы ни занималась, он всегда был в курсе ее дел.
— Я думаю, тебе следует поискать работу в Нью-Йорке. — Он указал на чайник, от которого вверх поднимались густые клубы пара.
Кейт мгновенно вскочила и налила полную чашку. Разговор принимал все менее благоприятный оборот.
— Венис рассказала мне обо всем, — пояснил Освальд, заметив ее смятение. — Откровенно говоря, я считаю, что так будет лучше и для тебя, и для семьи. Серена тебе там составит компанию. Хотя бы одна из вас сможет сделать карьеру.
— Папа, я не хочу ехать в Нью-Йорк, — тихо возразила Кейт, — я хочу работать здесь.
— Здесь? — Он снова просмотрел страницы на экране. — Между прочим, Нигель Хэммонд позвонил мне и спросил, что я думаю о твоей затее.
У Кейт перехватило дыхание.
Нигель Хэммонд?
— Ты его знаешь? — спросила она дрожащим голосом.
— У меня много знакомых, Кэтрин, — ответил Освальд посмотрев на нее из-под очков. — Я кое-чего достиг в жизни, и поэтому люди с уважением относятся к моему мнению.
— И что ты ему… ответил?
Освальд отложил ноутбук и глянул на дочь, видимо, испытывая острое удовольствие от сознания своей власти над ней.
— А что я мог ему ответить? Хм… Тебя уволили совсем недавно из журнала. Кто захочет вкладывать деньги в проект неудачника? Я посоветовал ему поговорить с Уильямом Уолтоном. Я думаю, он даст ему исчерпывающую характеристику. Нигель очень дотошен, инвестиции — дело серьезное.