Para Bellum
Шрифт:
– А если мы в ответ двинем войска вперёд, к Варшаве и дальше – на Берлин? – спросил Сталин.
– Без надёжной связи с тылами мы быстро утратим наступательный порыв и завязнем. Как Тухачевский… – Сергей осёкся и посмотрел на Вождя. Тот промолчал, только дрогнули седеющие кончики усов. – Разгромив Белостокскую группировку, танковые соединения немцев врываются на слабо защищённую территорию СССР. Командиры вермахта понимают, что остановить их мы сумеем только на линии укреплений старой государственной границы, и будут лезть из кожи, чтобы прорвать ее до того, как подойдут войска второго эшелона. И выйти уже на оперативный простор в наших дальних тылах.
Вождь долго изучал карту, стараясь увидеть всё, что описал
– То, что наговорил сейчас Марков, – начал он хриплым голосом, – это план «Грозы», только вывернутый наизнанку.
– Вы совершенно правы, – спокойно отозвался Сергей. – Оберкомандовермахт и ОКХ получили почти такие же вводные. Разработчики – люди грамотные. У нас нет оснований считать их глупее себя.
Жуков надавил кулаком на карту, как раз на то место, где был изображён Белостокский выступ.
– Мы должны бить первыми…
– Товарищ Жуков, – спросил Марков, – в чьей зоне ответственности «Линия Сталина»?
Георгий Константинович изумлённо посмотрел на генерал-полковника.
– Ты что, драпать собрался на триста километров в тыл? Твоя задача, Сергей Петрович, подготовиться к отражению маловероятной попытки условного противника нанести удар по войскам, которые готовятся воевать малой кровью на чужой территории.
Краем глаза командующий Западным фронтом видел раздражённую гримасу на лице Сталина. Ему тоже не понравился и показался странным вопрос собственного выдвиженца.
– Товарищ Марков, – тихо проговорил Сталин. – Нам понадобился ваш талант стратега и военачальника для того, чтобы, во-первых, вы лично проконтролировали степень готовности наших частей к активным действиям. Во-вторых, как только можно ускорили процесс подготовки наших частей к активным действиям. В-третьих, но это самое главное, – Вождь поднял кривоватый указательный палец, и взгляды всех присутствующих вперились в перст, – вы должны найти средства надёжно прикрыть наши части от неожиданного удара противника. Мы постараемся обеспечить войска округа новейшим оружием, какого точно нет у врагов.
Сергей Петрович встал.
– Товарищ Сталин, какие силы я могу использовать для выполнения задания?
Продолжающий стоять Жуков сделал гневный жест, означающий, должно быть, – ни одного солдата. Хозяин не обратил внимания.
– Любые части, какие сочтёте необходимыми, – разрешил он. Перевёл жёлтые глаза на багровое лицо начальника Генерального штаба, усмехнулся и добавил: – Только при непременном условии консультации с руководителями Советского Правительства. И так, чтобы не разрушить замысел товарищей Жукова, Шапошникова и Мерецкова. И ещё. Без абсолютно крайней необходимости 10-ю армию не трогайте. – Сергей заметил, как Жуков облегчённо вздохнул. – Мы вам очень доверяем, товарищ Марков. Поэтому даём разрешение на любые кадровые перестановки в пределах округа без специальных согласований с кем бы то ни было.
– Вплоть до расстрела на месте, – мрачно пояснил Жуков и сел.
Иосиф Виссарионович разломил пару папирос «Герцеговина Флор», аккуратно, над стеклянной пепельницей, набил табаком трубку, вздохнул, положил трубку и закончил:
– А на укрепрайоны «Линии Сталина» надеяться не надо. Нет такой линии.
Паровоз с огромной красной звездой во лбу, отдуваясь, выплюнул под высокий перрон струи пара, подал назад, дёрнул. Загрохотали стальным буфером о буфер соседа немногочисленные вагоны спецсостава, и привокзальные строения медленно поплыли назад. Марков стоял у окна в коридоре. Люсечка выгнала его из купе, чтобы переодеться в дорогу. Генерал курил и глазел на убегающий назад, к вокзалу, индустриальный пейзаж. Мощные лампы вырывали из утреннего полусумрака накрытые брезентом платформы на соседних путях
Люсечка тоже обдумывала план войны, только это сражение было сугубо личным. Она стояла перед зеркалом на обратной стороне двери купе. Всё-таки хорошо, что для командного состава предоставляют не такие вагоны, как для простых смертных. Пространства больше, а спальных мест только два, слева от входа широкие полки одна над другой. Напротив крохотная, но отдельная умывальная, с душем и прочими необходимыми удобствами. Для операции, которую разрабатывала в уме девушка, эти мелочи играли очень и очень немаловажную роль.
Блондинка придирчиво разглядывала своё отражение. В тёмно-красном французском пеньюаре она неотразима. Грудь неплоха, выглядит вполне сексуально. Вот она прячется в складках. А при рассчитанном движении сосок натягивает полупрозрачную ткань, и грудь является взору, словно обнажённая, как выразился последний любовник (на сегодня – последний – суеверно добавила девушка, тьфу-тьфу-тьфу. Он так смешно восторгался Люсечкиным телом. Слова какие подобрал, как будто Пушкина начитался). Он и подарил этот роскошный наряд. Знает, чем порадовать женщину.
Бёдра, пожалуй, худоватенькие. Но они призывно светятся сквозь подол и готовы при даже маленьком шажке блеснуть в высоком разрезе. Как ещё он сказал? «Любой мужчина, увидь он красавицу в этом соблазнительном наряде, который сообщает гораздо больше, чем утаивает, потерял бы голову и отдал полжизни за возможность проникнуть под покровы в поиске общеизвестной, но всегда волнующей тайны». Прямо поэт.
Беда в том, что этому зануде Маркову в таком пеньюаре показываться нельзя. Володечка, тот сразу сгрёб бы в объятия и потащил в койку. Он вообще был парень простой и понятный. Единственно, пресноват: всегда всё одинаково. Любая попытка разнообразить процесс перепиха – так, для острячка, – вызывала возмущение и кучу подозрений. Что поделаешь, глухая станица, там о каких-либо изысках не слыхивали. Зато в кровати был неутомим. К его здоровью, да ещё бы технику последнего. На сегодняшний день. Вот кто – умелец. Со всем своим опытом блондиночка и не подозревала, что так бывает, что такое возможно.
А Марков, конечно, сразу спросит, откуда такая роскошная тряпка в стиле шик-модерн. Да ещё и задумается, мол, для скорбящей по его лучшему другу почти жены, девушка слишком уж откровенно тащит в постель.
Марков с самого начала не понравился очаровательной официанточке. Не любила она таких – сухих и закрытых. А ведь первоначально заданием Люсечки был именно он, Марков. Скольких трудов стоило объяснить куратору, что насильно мужика не это самое, а из-под мышки лучшего друга можно увидеть почти столько же, сколько из-под самого фигуранта.