Парад теней
Шрифт:
— Тоже из ГБ? — испугалась Дарья.
— Типун тебе на язык! Миллионер, владелец «Мирмара» Борис Евсеевич Марин.
— А почему Железный?
— Потому что железный.
— А почему Шарик?
— Потому что круглый и катится.
— И накатывает? — поинтересовалась Дарья.
— У тебя время есть? — задумчиво спросила Анна.
— А что?
— Через час Железный Шарик ко мне закатится. Вот и посмотришь, какой он.
— Тварь
— А что я, что я? Меня попросили, и я достал, — не оправдывался, а, скорее, удивлялся непонятливости собеседника Андрей Альбертович. Он как сел, так и сидел: задвинув ноги под табурет, спина прямая, ладони на коленях.
— Ладно. Проехали, — решил Сырцов. — Теперь о Генрихе. Как он там прозывается? Федор Федорович Заволокин? Я полагаю, что его ты вербовал. Как же ты мог заставить переквалифицироваться домушника в киллеры?
— Я его не заставлял переквалифицироваться. Мне было поручено его обломать и приручить — и только.
— Утюгом приручал?
— Зачем же так грубо? — укорил Сырцова Андрей Альбертович. — Утюгом поломать можно, а приручить нельзя. Компроматом, Жора, компроматом.
— Вот ты и разговорился. Это хорошо, — похвалил его Сырцов. — А компромат откуда у тебя?
— От Антона Николаевича Варицкого, — уважительно назвал фамилию Андрей Альбертович.
Но Сырцов отодвинул упомянутого персонажа на потом. Его интересовало другое:
— Характер компромата? Чего Генрих должен был испугаться больше, чем государственной власти, милиции, соседей, прохожих?
— Уголовщины, Жора. Феденька три года в осведомителях от МУРа в блатном море старательно плавал.
— Чьим агентом он был, Дрюня? — быстро спросил Сырцов.
— Имени-фамилии в бумагах не было, только псевдоним- "Одинокий", — и все. Но Генрих и Одинокого испугался до медвежьей болезни. Так что работать с ним было одно удовольствие. Сдался сразу, на спину и лапы вверх, как котенок. Чеши мне пузо кто хочет!
— А кто хотел?
— Я передал его певцу знаменитому, Радаеву Олегу.
— Значит, он был твоим шефом?
— Нет, с Радаевым я редко встречался. Все дела — через Варицкого.
— Как же ты, бывший мент, под такой рваниной ходишь?
— Он сын министра, между прочим. — Видно было, что Андрей Альбертович уважает многие признаки былой ли, настоящей ли, все равно — власти. И сейчас он словно титул возгласил. Прямо его сиятельство Антон Варицкий.
— Да говно он, твой Варицкий, жидкое вонючее говно! — припечатал Сырцов.
Андрей Альбертович не стал спорить с хозяином положения и, помолчав, прикинул, что за свою разговорчивость уже может потребовать и вознаграждения.
— Отпусти меня, Жора.
— Куда? — особо не удивясь, спросил Сырцов.
— В Тамбовскую губернию.
— "Тамбов на карте генеральной кружком означен навсегда. Он прежде город был опальный, теперь он, право, хоть куда", — процитировал эрудированный Сырцов. А не столь начитанный Андрей Альбертович слегка обиделся на Лермонтова за Тамбов:
— Как это не обозначен? Тамбов — областной центр.
Сырцов, устав стоять, привалился спиной к кирпичной стене:
— Я думал, что в ярости разотру тебя, подлую предательскую скотину, в мелкую пыль разотру. Для начала даже по уху дал…
— Левое ухо до сих пор ничего не слышит, — перебив, пожаловался Андрей Альбертович.
— Бога благодари, что правое пока слышит, — подбодрил его Сырцов. Желал я злодея наказать, а какой ты злодей!..
— Не злодей, не злодей! — обрадовался Андрей Альбертович.
— Ты — ничто, пустота в оболочке. Что ж, прикажете пустоту молотить кулаками, ничто уничтожать? Что же мне с тобой сделать, Дрюня?
— Отпусти меня, Жора, — снова попросился в Тамбовскую губернию Рябухин.
— А куда это вы вдруг засобирались? — вспомнил Сырцов. — Заспешили, засуетились. Отчего?
— Запахло жареным, — признался Андрей Альбертович.
— Тебя предупредили?
— Меня взрыв на кладбище предупредил. Хотя про эту берлогу ни Радаев, ни Варицкий не знали, решил я когти рвать. И отсюда, и из Москвы.
— Что же мне с тобой сделать? — задумался Сырцов.
— Отпусти, а? — то ли подсказал, то ли попросил Рябухин.
— Я тебя Лене Махову сдам, — наконец решил Сырцов.
— Он меня убьет! — в отчаянии взревел Рябухин.
— Он тебя и пальцем не тронет.
— Сам-то не тронет. Он просто посадит меня в камеру с уголовниками!
— Твои заботы, — равнодушно откликнулся Сырцов на рябухинский крик души.
Железный Шарик, он же Круглый Боб, он же финансист, предприниматель и миллионер Борис Евсеевич Маркин устроился в середине обширного дивана, по краям которого сидели две знаменитые певицы. Он, как петух на насесте, повертел головой, переводя подчеркнуто восхищенный взгляд с одной патентованной красотки на другую, и сообщил отсутствующим зрителям:
— Я в раю, и рядом — райские птицы с колдовскими голосами.
— Цыпочки, — грубым голосом сказала Анна.
— То есть? — обалдело удивился Марин.
— А что тут понимать? — агрессивно продолжила Анна. — В моем беззаботном отрочестве, прошумевшем в незабвенном Кочновском переулке, так ко мне обращались застенчивые ухажеры. Прешь, бывало, с подружкой, а сзади: "Цыпочки!" Обернешься неосторожно на зов, и тут тебе вопрос от кавалера: "Говно клюете?" Так вот и ухаживали за мной в те времена. Да и сейчас далековато нам с Дарьей до райских птичек. Цыпочки мы, цыпочки!