Paradisus
Шрифт:
Василия Блаженного, ГУМа, Исторического музея, сугробы сковала корка, которую
трудно пробить даже подошвой «гриндера». Возрожденцы сидели по кельям, как
мыши, лишь изредка выходя наружу. За весь день мы с Мариной хорошо если
перекинулись парой ничего не значащих фраз. Девушка была задумчива и
немного грустна, я не лез к ней с разговорами. О чем говорить, когда все решено?
Вечером к нам в келью заглянул Снегирь. Я перехватил взгляд Марины,
брошенный
– Что, скучаете?
Он негромко засмеялся, протягивая Марине наполненный чем-то мешок.
– Христо приказал удвоить вам пайки, - вздохнул он. – Неэкономный человек
наш учитель…
Я с удовольствием отметил, как в глазах Марины загорелась веселая
искорка.
– Да, и еще. Христо хочет, чтобы мы, Андрей, отправились завтра на
барахолку.
– На барахолку?
– Ну да. Выходим утром. Чтоб – как штык.
Он вышел, плотно затворив за собой дверь. Колыхнувшись, потухло пламя
свечи.
– И Киркоров с нами? – удивился я, с неудовольствием разглядывая
стоящую поодаль неуклюжую, закутанную в плащ фигуру со значком на груди.
– С нами, - отозвался Снегирь, протягивая мне рюкзак.
Я поскользнулся на ледяной корке.
– Осторожнее, олух!
– побелел Снегирь.
– Что там?
– Взрывчатка.
Я осторожно просунул руку в лямку рюкзака и набросил его на плечо.
– Ну, с богом, - сказал Снегирь. – Пошагали, Киркоров!
Мы двинулись через площадь в сторону развалин Исторического музея. Я и
Снегирь шли рядом, Киркоров держался на расстоянии. Идти по ледяной корке
было тяжело. А зная, что на плече висит взрывчатка, - вдвойне тяжелее.
Свернув налево, мы недолго проследовали вдоль кремлевской стены с
робко торчащими красными пеньками.
– Стоять, братва!
Снегирь замер, осмотрелся по сторонам.
– Сюда!
В обледенелом сугробе темнела дыра. Киркоров первым скользнул в нее.
Где-то внизу ударились о камень подошвы ботинок.
Я собрался было прыгнуть следом, но Снегирь схватил меня за руку.
– Нельзя! С этим, - он кивнул на рюкзак.
Снегирь вынул из-за пазухи веревку, протянул мне. Я привязал один конец к
лямке рюкзака, другой намотал на руку.
– Киркоров, готов?
– Спускай.
Рюкзак медленно поехал вниз.
– Есть, - глухо, как из могилы.
Снегирь, зачем-то перекрестившись, спрыгнул в дыру. Что за жизнь у меня
пошла: вылез из одной дыры, вот уже другая! Я последовал следом за ним.
Луч света ударил в глаза.
– Цел, Андрей?
Снегирь отвел фонарь в сторону.
– Порядок.
Киркоров протянул мне рюкзак.
Я едва не выпалил:
оттянул мое плечо.
Следуя за лучом фонаря, мы преодолели каменные ступени.
– Андрей, в метро когда-нибудь бывал? – спросил, сверкнув зубами,
Снегирь.
– Приходилось, - отозвался я.
«И не думал, что придется вернуться сюда».
– А вот я люблю метро.
Я невольно вздрогнул: Киркоров словно бы прочел мои мысли. А я уже
решил, что он всю дорогу намерен молчать.
– Да, люблю, - повторил Киркоров. – Возможность вдруг вынырнуть из-под
земли где угодно, застать врага врасплох, она окрыляет.
Вот, крыса...
– А еще лучше – затаиться и подсматривать, – сказал я. – Еще сильнее
окрыляет.
Киркоров сверкнул на меня единственным глазом. Снегирь, не будучи в
курсе наших с Киркоровым взаимоотношений, понял по-своему.
– Все верно, надо всегда быть начеку, - понизив голос, сказал он. – ОСОБЬ
не дремлет.
Темные стены, капающая с потолка вода, темнота оказались
замечательной декорацией к разговору об ОСОБи. Мы пошли молча.
Луч света уткнулся в желтоватую стену. Под ногами захлюпала вода. Этот
зал казался не таким огромным, как тот, где мы были с Мариной.
– Сюда!
Вслед за Снегирем я спустился с платформы на рельсы. Они, как и раньше,
как и всегда, струятся двумя желтоватыми змейками, приглашая в путь. Куда?
Неважно, куда. Все предопределено, все продумано и решено за тебя. Вот
потому-то игроков так завораживает железная дорога…
Шли долго, лямка рюкзака немилосердно впилась в плечо. Киркоров
раздражающе сопел за спиной, шумно втягивал в рот сопли, харкал. Идет
налегке, гнида! Взвалить бы ему на хребет пятьдесят кило взрывчатки...
– Перекур, Снегирь, - окликнул я, остановившись.
Сняв с плеча рюкзак, присел на рельс. Снегирь с готовностью пристроился
рядом.
Киркоров кашлянул, вынул из-за пазухи портсигар. Взял сигарету, чиркнул
зажигалкой. Запах дыма был горьковат и защекотал ноздри.
Киркоров протянул портсигар Снегирю, затем – мне.
– Музейные, - похвастался Киркоров. – Редчайший табачок. Такие сам
Сталин курил.
– Ну, уж прям – Сталин, - усомнился Снегирь, выпуская дым через ноздри.
– Не веришь? Смотри!
Киркоров сунул под нос Снегирю портсигар. На серебристой крышке –
выпукло – усатый во френче, в зубах – трубка; под портретом шесть букв –
«СТАЛИН».
Снегирь не обратил внимания на трубку в зубах вождя и, пожав плечами,