Парализатор
Шрифт:
— У меня для тебя еще кое-что. — Я достаю открытку с собором Василия Блаженного, которую получил за победу в шахматах. Это своеобразный билет на поездку в Москву. Директриса придумала такой способ, чтобы поощрить лучших в учебе, самодеятельности и спорте. — Поедешь в Москву вместо меня.
Если бы Вонючка и мог говорить, он бы наверняка онемел в этот момент.
— Ты не волнуйся. Всё по чесноку! Я написал, что передаю тебе. Вот, читай.
Я показываю фразу, где написано, что если Вонючку не возьмут в Москву вместо меня, я покончу
Вонючка дико вращает глазами.
— Да ты не бери в голову, — успокаиваю я. — Это я приписал, чтобы у тебя не отняли. Короче, кладу открытку под подушку. Завтра покажешь Валентине Николаевне. А за меня не переживай, я в Москве раньше тебя буду.
Я хотел признаться, что победу в шахматах не заслужил, а в Москву еду, чтобы узнать о своем прошлом, но воздержался. Получилось бы долго и путано, а у меня еще одно срочное дело.
— Слушай, у меня к тебе просьба. — Я поднимаю с пола коробку, в которой спит сытый котенок. — Это котенок. Зовут ее Атя. У нее сломана лапа, но она почти срослась. Ты же знаешь, у маленьких быстро срастается. Надо хотя бы недельку за ним поухаживать. Сможешь?
Вонючка с сомнением взирает на пушистый живой комочек в коробке, расцепляет руки, его плечи пытаются спросить «как»? Я беру с планшета две карточки: «да» и «нет», развожу их в стороны.
— На кухне работает тетя Клава с искусственным глазом. Ты ведь знаешь ее?
Вонючка дергает руку в сторону «да».
— Возьмешь Атю с собой завтрак и покажешь Клаве. Она добрая и поймет. Сделаешь?
«Да».
— Я поставлю тебе коробку на кровать, в ногах. Котенок побоится спрыгнуть, и не убежит.
Вонючка тянется к коробке, и я понимаю, что он хочет потрогать котенка. Я прижимаю его ладонь к теплому существу. Приятные ощущения порождают четкое воспоминание. Вот так же когда-то с маленькой сестренкой я обнимал пушистого щенка. Да, так было! Это не наваждение! Но где и когда?
Вонючка доволен. Он улыбается, как умеет.
— Тебе нравится Атя?
«Да».
На кровати у окна ворочается вожак комнаты. Приподнимается.
— Кто там трепется? Солома, ты что ли? — звучит его сонный голос.
Всеобщая побудка в мои планы не входит.
— Спокойно, чуваки. Я комнатой ошибся.
Я оставляю котенка и ухожу.
— Слома, а где твоя коляска?
— Сломалась.
Пока вожак комнаты усиленно трет глаза, проверяя, не сон ли это, я успеваю закрыть дверь.
Марго меня не дождалась и заснула в кабинете физиотерапии. Мы не решились идти спать к своим, опасаясь ненужной шумихи. Скоротать ночь можно и здесь, тем более замок на качающейся двери легко отжимается.
Я осматриваюсь. Марго заняла единственный топчан. Мне остается рабочее кресло, запасная инвалидная коляска или линолеумный пол. Я выбираю хоть и твердую, но горизонтальную поверхность. Выключаю свет и засыпаю с мечтой о словах благодарности, которые услышу от Марго завтра. Ведь я добыл денег, пристроил
Какой же я наивный! Забыл, что влюбился в девушку-взрыв. Такого яростного разноса как утром я давно не получал.
17
— Ты спятил, Солома! Он же позвонит Дэну, а тот заложит нас бандитам! Как можно быть таким идиотом! Мы снова в жопе! — возмущается Марго.
Это лишь малая часть ее словесной тирады, которая передает общий смысл долгожданной «благодарности».
— Вот и хорошо, — скриплю зубами я.
— Пошел ты в пень! И чего я с тобой связалась!
Я только что переговорил с Киселем. Он ковылял в столовку, а я выкатился к нему в коляске, чтобы отсечь лишние вопросы. Радость Киселя от возвращения друга сменилась кислой физиономией, когда я похвастался, что облапошил Дэна у него на квартире. Женька понял, что наши дорожки окончательно разошлись. А как иначе, если друг оказался стукачом и предателем!
— А может ты, все-таки, подумаешь? — заикается Кисель.
— Хрен твоему Дэну! Не хочу вертеть задницей в его фильмах. Так и передай!
Кисель становится мрачнее тучи. Теперь он наверняка изменит маршрут, протиснется в какой-нибудь кабинет с телефоном и звякнет Дэну. Если честно, на это я и рассчитываю. Это часть моего плана.
Марго не унимается, тычет мне в грудь единственным кулачком и мечет молнии из серых глаз. Кажется, я начинаю въезжать в суть семейных скандалов. Хорошо, что мы не на кухне, не надо уворачиваться от летящих тарелок. Интересно, на сколько часов у Марго хватит запала?
— Ты решил меня сдать в бордель, да? А сам опять станешь паинькой инвалидом и покатишься под крылышко Валентины Николаевны. Вот и колясочку уже присмотрел. Да черт с тобой! Катись! Я свалю одна!
Она отталкивает коляску и выходит из кабинета.
— Паспорт! — кричу я вслед прекрасной даже в гневе девчонке. — Марго, твой паспорт у меня.
Качающаяся дверь распахивается.
— Где?
— В заднем кармане.
— Отдай!
— Возьми!
Марго пытается сунуть руку мне в карман, но с сидячим упирающимся человеком этот трюк проделать сложно. Марго пыхтит, я я буравлю ее нарочито суровым взглядом.
— Я могут тебя уложить. Прямо здесь. А потом…
— Козел! — Звонкая пощечина обжигает мне щеку. — Гони паспорт!
— Ты забыла спросить о судьбе Ати.
Лицо Марго разом вытягивается. Она обеспокоена.
— Ты же отдал ее в надежные руки? Ты не можешь сделать Ате ничего плохого.
— Ты уверена? А вдруг, я оттащил котенка на кухню, отрубил голову и кинул в мясорубку.
— Напугал. Аж, описалась, — храбрится Марго, настороженно изучая меня.
— Значит, ты уверена, что с котенком я поступил хорошо?
— Ты же не конченый урод.
— А почему же ты уверена, что тебе я подготовил подлянку?