Парализатор

Бакшеев Сергей

— Увезите нас отсюда.

— Чего? — таксист стоит у раскрытой дверцы, пялится на меня сквозь темные очки и вертит пальцем у виска. — Ты, наверное, свихнулся, а я не сумасшедший, чтоб вас бесплатно катать. Плати и уматывай!

— Да выслушай ты, наконец, меня! — дергает его Марго. — Солома был уверен, что это его батя. Он хотел взять у него деньги. Но произошел облом.

Марго беспомощно разводит руки, словно имеет две полноценные конечности. Таксист не понимает ее жеста и смотрит по направлению левой руки. Она указывает

на его машину.

— Ты что несешь? Какой облом? Тебе тачка моя не нравится?

— Тачка что надо, только прокладка между рулем и сиденьем подкачала.

— Слушай, ты! Я не уговаривал тебя, сама пела песню: любые деньги, только догоните!

— А это разве не любые?

Таксист беспомощно хватает воздух раскрытым ртом. Чувствуется, что наглых интернатских детишек он никогда не возил. Но Марго умеет меняться. Она обезоруживает водителя обаятельной улыбкой.

— Машина у вас замечательная, а вы еще лучше. — Она садится рядом со мной. Ее пальцы касаются моей ладони. — Твоего папу как звали?

— Алексей, — откликаюсь я.

— А этого мужика Артур. Я у охранника спросила. Артур Викторович Соломин. А твоя фамилия Соломатин!

— Мой папа тоже Викторович. Алексей Викторович Соло… — Мои губы замирают на полуслове. В памяти вспышка, и я понимаю, кого я встретил. — Это мой дядя, брат отца. Он жил в Дмитрове, папа с ним перезванивался, а мама недолюбливала, и мы редко встречались.

— Но ты же Соломатин, а не Соломин, — напоминает Марго.

Я выхватываю из кармана листки личного дела. От неудобной папки я избавился еще в поезде. И проверяю взглядом каждую букву. «Отец: Артур Викторович Соломатин».

— Ты ослышалась!

— Да нет же. Я переспросила. Его фамилия Соломин!

Я тру виски и закрываю глаза. Как меня звали в детстве? Павлик, Пашенька, Павлуша, а в школе дразнили Соломой, потому что фамилия моя была… Соломин или Соломатин? Я теряюсь в догадках, зато отчетливо вспоминаю, какие цифры нажимал на домофоне своего подъезда, когда забывал ключи. Я набирал номер нашей квартиры.

— Я жил на пятом этаже в 163-й квартире. А где живет этот Соломин?

— Тоже в 163-й, — подтверждает Марго.

— Что здесь происходит? Устроились, как у себя дома! — возмущается таксист, садясь за руль.

— Да подожди ты! — отмахивается Марго. — Что-то здесь не чисто.

— Не хами, малышка. Нет денег, выметайтесь!

Но Марго не обращает на таксиста внимания.

— Сколько ты провалялся в больнице после аварии?

— Два месяца. Первую неделю в коме.

— А когда очнулся, ничего не помнил?

— Ничего, — качаю я головой. — Меня перевели из реанимации в хирургическое отделение. А потом отправили в интернат.

— И никто к тебе в больнице не приходил?

— Никто. Сказали, что родители погибли, я теперь сирота, и обо мне будет заботиться государство.

— А как же дядя?

— Я только

сейчас о нем вспомнил. А тогда… Когда ходишь под себя и ждешь санитарку, не до этого.

— Возможно, твою фамилию просто перепутали в сопроводительных документах.

— Эгей, малышка. Просто так только кошки родятся, — вмешивается в разговор таксист. — Ты знаешь, сколько стоят квартиры в «Серебряных ключах»? Это элитный жилой комплекс. Парнишку бортанули и заняли его жилплощадь.

— Если эта квартира его родителей, он может ее вернуть.

— С другой-то фамилией? Я слышал ваш разговор и понял, что к чему.

— Ну, расскажи, если такой умный.

— Всё шито белыми нитками. Где жил его дядя? В Дмитрове. А тут Москва! Чувствуешь разницу? Когда семья погибает, ближайший родственник становится наследником. Только вот незадача, мальчишка выжил, и что делает дядя? Договаривается с врачами, те исправляют фамилию и ссылают мальчика куда подальше. Дядя становится владельцем элитной недвижимости. Большая у вас квартира была? — обращается ко мне таксист.

Я смутно помню свою квартиру, но понимаю, о чем толкует таксист.

— Если это так, дядя ответит по закону.

— О чем ты, парень! Благодари, что выкарабкался. Могли бы аппаратурку отсоединить, когда ты в коме лежал, и кранты. Сколько лет прошло?

— Почти три года.

— И ты еще рассчитываешь на закон? — Таксист усмехается. — Уверен, что у твоего дяди по документам всё чистенько.

Я пытаюсь представить события по-другому, но не получается. Неужели таксист прав? Горечь обиды разъедает сердце. Моя семья погибла, я стал инвалидом, и никакого сострадания от родственника. Он вышвырнул меня куда подальше, а квартиру присвоил. Где справедливость? Неужели с сиротой можно так поступать!

— Если он так сделал, если мой дядя сволочь, то я…

— Да что ты можешь? — обрывает мои причитания таксист.

Я представляю податливый глиняный образ подлого дяди, и думаю, как ему отомстить. В моей голове начинает формироваться дерзкий план, а губы невольно шепчут:

— Многое.

— Ладно, ребятки. Мне пора шуршать колесами. Выметайтесь.

— Подождите. Сколько мы вам должны?

— А что у тебя деньжата водятся? — поворачиваются ко мне темные очки.

— Будут.

— Сказочкам я больше не верю. Гони хотя бы тысячу!

— Вы получите в пять раз больше, если подождете меня и одолжите очки.

— Чего? — возмущается таксист.

— Что ты задумал? — толкает меня Марго.

— Восстановить справедливость. Хотя бы частично.

— Выкладывай.

— Мне терять нечего, поэтому… — И я рассказываю о том, что собираюсь сделать.

Таксист нервно потирает щетину, похожую на прилипшую тень. Мой план предусматривает и его помощь. Я рассчитываю, что молодой водитель еще не растерял дух мальчишеского безрассудства. Так и есть!