Шрифт:
– Не то чтобы я не люблю их, – сказала я. – Просто не хочу проблем.
– То есть, тебе не нравятся девушки, потому что ты не хочешь проблем? – уточнила она почему-то насмешливо.
– Типа того. Гипотетически понравиться мне кто-нибудь может, просто я не хочу таких отношений. Одни проблемы. С мужчинами проще, они более прямолинейны.
Это была девушка я-всё-могу-лучше-всех. Она умела красиво курить и завивать волосы. Меняла парней, как перчатки.
Я постаралась сделать вид, что меня не волнует капюшон, который я ношу, чтобы было не видно, что я не мыла свои рыжие волосы
Да. Единорога.
Единорог – это такое существо редкое и восхитительное, которое надо непременно общать изо всех сил, едва ты его встретишь. Мои попытки дышать пламенем, трусливо удирать в неизвестном направлении и шипеть игнорировались.
Я молчала, давая понять, что разговор мне не интересен, кофе я допила и домой хочу.
– Жара сегодня ужасная, – пожаловалась я бесцветно, посмотрев в окно.
Она немедленно выдала мне небольшую, красочную историю о том, как ехала в метро и вся вымокла от пота. И еще, как она ненавидит пот и дешевый парфюм.
“Мы звери, – подумала я. – Мы звери с отсутствием вкуса и денег, милая, мы не в фильме. Такова реальность. Хотя мерзкие запахи я тоже терпеть не могу”.
Вслух сказала другое:
– У меня ужасный запах.
– Я ничего не чувствую.
– У тебя проблемы с обонянием, – ответила я с усмешкой.
Надо как-то сказать, что я хочу домой, потому что… мне надоело.
“В мире невероятно много людей. В каждой черепной коробке живут уникальные мозги. Каждые мозги создают свой воображаемый мир. Мы – часть сознательной мультивселенной…”
– Сегодня я выяснила, что, оказывается, неплохо умею поставить человека на место…
“Молодец, – подумала я. – …Только в этой мультивселенной прямые не пересекаются. Я не могу окунуть кого бы то ни было в свой мир. Никто не может. Каждый из нас – спутник собственной пустой планеты, населенной призраками”.
– Ты сильная, – не солгала я под конец ее истории. – Очень. Не сказать, что твоя история меня удивила.
“А я слабая. Не могла бы ты от меня отстать? Когда ты убедишься в том, что я валенок, нам обеим будет неловко, – подумала я. – Но если прикасаться друг к другу, то можно приблизить миры. Я могу коснуться тебя так, что это откроет тебе дверь ко мне. Только для этого нельзя лгать поцелуями. Если ты улыбнешься, я захлопну перед тобой дверь. Такова тайна”.
Она, улыбаясь, говорила, что вовсе она не сильная, и смутить ее довольно просто.
Не то чтобы мне интересно.
“Когда ты вырастешь, всё поймешь”, – я посмотрела в окно и на секунду оцепенела. Вообще-то, девушка за окном была не так уж красива. Совсем не красива, если на то пошло. Коротышка без всякого намека на талию, слишком широкие плечи, лицо круглое, как у матрешки, нос аккуратной картофелиной. Глаза, пожалуй, красивые, но у какой девушки они не таковы? Вот и всё.
Она говорила с вороной.
Она сидела на узком, совершенно неудобном поручне у клумбы и говорила с серо-черной, лохматой вороной, которая, игнорируя собеседницу, пила из небольшой лужи. Попьет, посмотрит на девушку одним глазом, снова попьет. Что бы она ни говорила птице, я хотела бы это слышать.
Ее черные, лохматые, короткие волосы, как у галчонка, открывали несколько широкую, но красивую шею. Подперев руками подбородок, она замолчала и вздохнула.
Она поразительно гармонично смотрела в окружающем пространстве. Как ветер, например.
“А и ладно”.
Не люблю таких людей, потому что завидую им. Я из пространства выделяюсь, как дыра, на месте которой должны быть запахи, цвета и звуки. Ну и что?
Женя тоже из типа людей, которым я завидую – идеальных и замечательных. Она интересная, красивая, умная, успешная, талантливая. Она из тех, кто при высоком интеллекте способен быть красивым. Из тех, кто с красотой не родился, а работал над собой для этого. Из тех, кто танковыми гусеницами ломает стереотипы. Умница, одним словом. Я не иронизирую – дела так и обстоят.
“Ты еще здесь?” – постоянно хотелось спросить мне ее.
“Что ты тут делаешь, совершенное создание?”
– Знаешь, почему сейчас модно признавать свои недостатки? – спросила я, пока мы с ней шли к метро.
– Из-за каких-то сериалов и фильмов?
– Нет. Просто осознание своих недостатков и признание их вслух ставит тебя перед фактом, что ты ничего не будешь менять. И снимаешь с тебя ответственность. Я ненавижу ответственность.
“Просто уйди и не возвращайся”.
Она слушала меня спокойно. Она всегда пыталась меня переспорить. А меня не надо было пытаться переспорить, меня надо оставить и уйти. Я не несчастная, я просто валенок.
Что непонятного?
– Почему ты спросила, нравятся ли мне девушки? – вспомнила я.
– Просто так, – ответила она.
“Действительно”.
***
Я просыпаюсь рано. Когда над Москвой встает солнце, я уже варю кофе и вполне бодро что-нибудь читаю на кухне. Снова жарко. Солнце плавит воздух, и он дрожит, собираясь закипеть.
Примерно на четырнадцатой странице книги я поняла, что молоко закончилось, и за ним надо идти. Я надела шлепанцы. Одна моя знакомая сказала, что людей, которые ходят по улице в шлепанцах, нужно расстреливать, ее очень беспокоил тот факт, что бактерии с асфальта оседают на ногах и переносятся по всему городу. Я представила себе крохотных мультяшных бактерий, которые используют мои ноги, как их общественный транспорт, и почти испытала к ним симпатию.
С той знакомой мне не очень хотелось общаться. Видимо, я сочла, что с бактериями у меня больше общего.
На семнадцатой странице я подходила к магазину. Главный герой книги Чака Паланика неожиданно сообщил нечто такое, что я развернулась и пошла не в том направлении, каком следовало бы. Так бывает, когда ты неожиданно осознаешь, что в твоём существовании нет смысла, а в голове при этом некуда девать мозги.
Пахло жасмином. Я села на качели и замерла, склонившись над книгой. Меня не отпускало понимание того, что где-то точно происходит нечто восхитительное, и мне не обязательно в этом участвовать. Я могу, например, об этом читать.