Параллельные
Шрифт:
Эпилог
Эпилог
Солнце слепило глаза и припекало голову. На открытом пространстве кладбища это особенно чувствовалось. Майя, сидевшая на моих руках, устав от полуденного зноя, недовольно куксилась и морщилась, периодически что-то бурча на своём детском языке.
— А ну-ка, не раскисать! — велела я дочери. — Сейчас до папы дойдём и поедем кататься.
Майка со скепсисом во взгляде подняла на меня голову, должно быть обдумывая, насколько можно верить услышанному. А дело было вот в чём: ещё с утра ей была обещана увлекательная поездка и прогулка на свежем воздухе, в итоге обернувшаяся часовой
Я осторожно вышагивала по высокой траве, пытаясь припомнить, когда в последний раз делала прививку от клещевого энцефалита. У дочери таких прививок пока что не было, поэтому и бороздить травяные заросли я ей не позволила. Хотя, видит Бог, она всеми силами старалась вытребовать своё право пробежаться по ней ногами, а не получив желаемого, начала страдать и гневаться. В своём годовалом возрасте моя бусинка умела делать так, чтобы у окружающих не оставалось сомнений в степени её недовольства.
Наконец-то из травы показалась тропинка, вильнувшая за раскидистый куст, и мы с дочкой вышли к нужной аллее. На видавшей виды скамейке неподвижно сидела одинокая фигура мужчины, пристально смотревшего на надгробие перед собой.
— Па-а-а-а, — заскулила Майя, начав вырываться из моих рук.
Я демонстративно вздохнула и опустила дочь на землю, грозно велев:
— Вот только попробуй мне клеща подцепить!
Ребёнок, конечно же, ничего не понял, да она, собственно, и слушать даже не стала, на всех парах неуверенной походкой помчалась к отцу, ещё и завопив:
— Па-а-а-а-а-а!
Крик эхом прокатился по кладбищу, заставив небольшую стайку птичек взмыть в воздух. Илюха тоже не стал притворяться глухим и резко обернулся, после чего неспешно встал на ноги (ранение в бок даже спустя год давало о себе знать) и тут же опустился на колено, широко раскрыв руки, чтобы уже в следующий момент поймать в свои объятия дочь.
Майка с восторгом взвизгнула, когда отец, оторвав её от земли, подкинул мелкую у себя над головой.
У этих двоих была какая-то особая связь, способная преодолеть любое земное притяжение. Я невольно заулыбалась, глядя на счастливую мордашку дочери. Пока эта парочка выполняла свой привычный ритуал по обниманиям, я подошла ближе, окинув взглядом небольшой участок, огорожённый старой покосившейся оградкой, в центре которого находилась заросшая травой могилка, увенчанная высоким, потемневшим от времени крестом с табличкой: «Нечаева Нина Васильевна». Сочетание имени-отчества было так себе, но думалось мне отнюдь не об этом. С выцветшей фотографии на меня смотрела женщина с печальными глазами, её черты лишь угадывались, но было в ней что-то такое до боли знакомое. Наверное, через пару лет я смогу узнать её лицо в собственной дочери.
В конце концов я не удержалась и перешагнула через ограждение, вдоль которого лежали вырванные с корнем сорняки — видимо, Илья попытался навести какой-никакой порядок. Коснулась кончиками пальцев края рамки фотографии, внутри меня назревала необходимость сказать что-то очень важное, вот только на ум шла какая-то ерунда.
— Надо будет здесь все благоустроить, — глуховато за моей спиной отозвался Нечаев. — А то в запущении всё… Когда маму хоронили, у нас не было особых денег, — будто бы извинялся он.
Я снова вгляделась в глаза женщины на фото.
— Дело не в деньгах. А в том, что здесь много лет никого не было…
Раздался
— Я не мог… вернуться.
— Знаю, — мягко кивнула головой и, усилием воли оторвав взгляд от своей тёзки, подошла к мужу с дочерью и положила ладонь ему на щёку, проведя пальцами по аккуратно подстриженной бороде. — Знаю.
Илья наградил меня долгим проницательным взглядом и, чуть наклонив голову вбок, поцеловал меня в запястье. На что Майка в его руках радостно расхохоталась.
— Пойдём? — предложил он не совсем уверенно.
— Давай посидим.
— С Майей? Так-то кладбище не лучшее место для ребёнка.
— Предрассудки. Живых бояться надо…
И сама же увлекла его на скамейку. Так мы сидели на ней, глядя на покосившийся крест и думая каждый о своём. Притихшая Майя всё это время восседала у Нечаева на коленях, вертя в руках длинный металлический цилиндр, извлечённый из нагрудного кармана.
Нашу семью сложно было назвать образцово-показательной. Да и наши отношения с Ильёй вряд ли отличались простотой и гармонией, мы всё ещё учились уживаться с новыми друг другом, с теми, какими сделала нас жизнь и мы сами.
История с Сергеем научила нас многому, открыв глаза на то, что «есть только миг между прошлым и будущим, именно он называется жизнь». В тот злополучный вечер, когда я стояла на коленях перед раненым мужем в попытках хоть как-то унять его кровотечение, нас спас Костя, прибежавший на вопли Пашки. Правда, как обычно, что-то (а вернее — всё) пошло не так. Ворвавшись в разгромленный кабинет и увидев окровавленных нас, Козырев схватился за пистолет, направив его на пришедшего в сознание Сергея. Если верить его словам, то ни в кого стрелять он не собирался, лишь припугнуть, но тут на сцене вновь нарисовался Паха, вдруг испугавшийся открывшейся картины. Не знаю, что там промелькнуло в детской голове, но ребёнок не придумал ничего лучше, чем налететь на Костю, выбив у того из рук пистолет. Но хватка у Кости была что надо, чего, правда, не скажешь о его нервах, и выстрел всё-таки раздался. Пуля угодила ровно в лампочку над нашими головами, напряжение не выдержало и коротнуло сеть, в одно мгновение погрузив мой несчастный ФАП во тьму. Как я не заработала инфаркт или не родила раньше времени, было известно одному Богу.
Когда мне приходится рассказывать кому-нибудь о случившемся, многие считают, что я привираю, ибо не может быть столько совпадений на один отрезок времени. Если честно, то поначалу я тоже подозревала, что всё это было инсценировкой со стороны Кости или Ильи, а то и их обоих. Но после того как Нечаев едва не погиб от потери крови, я невольно поверила в то, что всё это не шутка. А возможно, и жизнь на Байкале навеяла мне странные мысли, что все мы дети мира, связанные сотнями невидимых ниточек.
Если вы спросите, как Сергей тем вечером набрёл на меня, то я отвечу, что всё дело в человеческой халатности и наркоманской упёртости сознания, в психиатрии носящее гордое название «застревание».
Всё началось с того, что Юлькин муж обзавёлся кучей долгов, как это обычно и бывает с наркоманами со стажем. А потом какая-то добрая птичка донесла ему, что за Юлю впряглись очень богатые люди, то есть мы. Сначала он не поверил, но будучи припёртым к стенке такими же отморозками, как и он, Сергей не придумал ничего лучше, чем сочинить историю о том, как те могут срубить лёгких денег, похитив Пашку. Собственно, так и случился тот памятный набег на мой домик.