Параллельные
Шрифт:
— Это же здорово! Давно пора. Только я думала, что вы с Кристиной расстались.
— А я не на Кристине.
— Да?! — удивилась не на шутку. Кристина была давней пассией Кости, с которой они провстречались несколько лет, а полгода назад неожиданно объявили о расставании.
— Её зовут Ева, и она… славная.
Нужных слов у меня не нашлось. Хотелось порадоваться за него, но вот никак не получалось.
— Хочешь сказать, что ты женишься на какой-то славной девице, которую знаешь меньше шести месяцев?! —
— Ну вам же это с Нечаевым не помешало! — непривычно жёстко парировал Костя.
Чуть было не ляпнула, что у нас с Ильёй… другое, но вовремя прикусила язык. Другое что? Великая любовь? Судьба?
Прав судить Козырева у меня не было, поэтому пришлось идти на попятную.
— Да-да, извини. Ляпнула, сама не поняла что. Я действительно очень рада за тебя… вас, — соврала совсем неубедительно.
Впрочем, Костя и так всё понял.
— Ладно, давай опустим, — подыграл он мне, хотя взгляд был самый что ни на есть странный — тёмный и взбудораженный. — Я вас познакомлю, и ты сама всё поймёшь…
Его голосу тоже не хватало веры.
— Конечно.
***
Уже к вечеру я пожалела, что отказалась ехать на Нечаевский корпоратив, но позвонить и покаяться в этом не позволила гордость.
Часов до девяти прослонялась по квартире, изнывая от тоски и неясной тревоги. Муж не звонил. Это злило неимоверно. И даже вчерашние разборки меркли перед тем, что он смеет там развлекаться и радоваться жизни, пока его жена (между прочим беременная!) скучает.
Логику в своих размышлениях я перестала искать ещё накануне, списав всё на ретроградный Меркурий.
«Вот рожу, — обещала самой себе, — и стану самой адекватной женой и матерью на Земле». Помогало плохо.
Спать решила лечь пораньше, дабы разбудить в Нечаеве совесть. Вот придёт он со своей гулянки, а тут я сплю, вся такая несчастная и разобиженная. Пусть потом извиняется как хочет.
Сон не шёл долго, в голове клубились всякие мрачные мысли, от которых даже дышалось тяжело. Дети в животе были непривычно притихшие, обычно перед сном у них начиналась самая веселуха. Как хорошо, что завтра на приём.
На часах было уже за полночь, когда меня вдруг выкинуло из сна. Я резко подорвалась на постели, жадно хватая воздух ртом. В голове гудело, и никак не получалось собраться с мыслями. Приступ ужаса накрыл меня с головой, хотя причин я не понимала, лишь знала, что случилось что-то ПЛОХОЕ.
Попыталась встать с кровати, но острый приступ боли пронзил тело насквозь. И тут через пелену страха до сознания стало доходить…
Судорожно откинула в сторону одеяло, словно это был не кусок ткани, а как минимум ядовитая змея. Пальцы дрожали, но я всё же взяла себя в руки и дотронулась до внутренней стороны бедра. Там было горячо и влажно. И вовсе не по любимой причине современных авторов-романистов.
Теперь
Первое, что сделала, — вызвала скорую. А уже потом начала звонить мужу.
— Аппарат абонента выключен или находится… — начал вежливый механический голос.
— Сволочь! — выругалась я на телефон. В голове ещё промелькнула мысль, что с Нечаевым могло что-то случиться, но развивать её дальше я себе не позволила, приказав:
— Сначала дети!
По ощущениям скорая ехала непростительно долго. Хотя на деле между звонком в скорую и приездом бригады прошло всего минут десять, я уже предчувствовала, что нужное время упущено.
— Вы там держитесь, хорошо? — молила я детей, прижимая окровавленную ладонь в своему боку. — Вы только держитесь.
До Ильи я так и не дозвонилась. И лишь из скорой под давлением врача набрала Козырева.
— Нина?! — испуганно выпалил наш друг уже после второго гудка. — Что-то случилось?
— Всё плохо, — глотая слёзы, катившиеся градом из глаз, пробормотала я. — Всё плохо… Илью найди, пожалуйста.
В итоге в больнице со мной оказался именно Костя. Перепуганный и серый от волнения, но крепко державший меня за руку, пока я ждала вердикт врачей, и до последнего запрещавший мне реветь.
Я не мигая смотрела на жидкость, что бежала по прозрачной трубке прямо мне в вену, словно гипнотизируя и приказывая: «Помоги».
Кожа была холодной и влажной, меня слегка потряхивало от холода и резкой общей слабости. А ещё всё время хотелось пить — верный признак большой кровопотери.
Где-то на подкорке я прекрасно понимала это, понимала и ненавидела себя. Принять реальность, какой она была, оказалось выше моих сил.
— Нужно кесарить, — вынес свой вердикт Виктор Олегович, примчавшийся в больницу той ночью. — Кровь уходит быстрее, чем мы её вливаем. Да и показатели УЗИ неутешительные, степень отслойки слишком большая.
— Нет, — выдохнула я, отворачиваясь от своего врача. — Нет. НЕТ!
И с чувством ударила по краю кровати, правда, вышло смазано — у меня не было сил даже руки толком поднять.
— Нин, спокойней, — попытался утихомирить меня Костя. — Тихо. Дети же нормально развиваются после кесарева… — ему не хватало уверенности, но желание приободрить меня брало верх.
— Ты не понимаешь… — заливаясь слезами, выдала я. — Гестационный возраст слишком мал, а они ещё и близнецы… они всегда мельче. Шансов на то, что дети будут жизнеспособными, практически нет.
Рассказ выдался до ужасного «казённым», но попытка спрятаться за терминологию являлась хоть какой-то защитой.
Костя побледнел и опустил глаза, не зная, что сказать.