Параллельные
Шрифт:
— Вы абсолютно правы, — вмешался в наш разговор Виктор Олегович, — но в противном случае вы сами просто погибнете от геморрагического шока.
— Нет, нет…
Я ещё пыталась сопротивляться, но исход был понятен всем.
Врач в поддерживающем жесте коснулся моей ноги.
— Пока мы всё подготавливаем, я попрошу вколоть вам успокоительное.
***
Первое, что я увидела, придя в себя, было абсолютно восковое лицо Нечаева. Он сидел возле моей кровати и отрешённым взглядом смотрел куда-то в пустоту.
На тот момент ужас случившегося ещё
— Нина, — заметил моё пробуждение Илья, подскакивая на ноги и с шумом роняя стул, — Нина!
Сказать ему было нечего, и это было… выразительнее всяких слов. Вся суть произошедшего навалилась на меня гранитной плитой. Боли как таковой не было, ни в теле, ни на душе… лишь всепоглощающая безнадёга. Наверное, всё-таки седативные в крови давали свой эффект. А может быть, я просто… сгорела.
Муж неуверенно коснулся моего лба, отводя слипшиеся пряди. Его прикосновение было едва ощутимым, словно он боялся сломать меня одним неловким движением. Если бы во мне оставались хоть какие-то силы, я бы обязательно разрыдалась. А так…
Судорожный вздох и острое желание найти ответ на один единственный вопрос:
— Почему?
Илюха замер, его рука на моём лбу потяжелела, а рот приоткрылся в некрасивой гримасе, словно он собирался что-то сказать, но не мог решиться.
— Нин, я…
— Почему?! Почему… это случилось… с нами? — слова приходилось выдавливать из себя силой. Непонятно, на каком нелепом упорстве во мне ещё держалась сама жизнь.
Нечаев покачал головой, после чего, наклонившись, прижался подбородком к моему виску.
— Не знаю, милая. Я… не знаю. Главное, что ты жива, а со всем… остальным мы справимся.
***
Детей мы потеряли.
И все мои попытки найти в этом хоть какой-то смысл так и не увенчались успехом.
Иногда меня посещали кощунственные мысли, что если бы он был один, то, возможно, было бы не так больно… Но их было двое. Двое моих мальчиков, которые имели все шансы на счастливую жизнь, полную радости и любви. Два маленьких человечка, которых глупая мать не смогла уберечь.
И мысли об этом до сих рвут мою душу на части.
Говорят, что время лечит. Врут. Ты просто учишься жить с этой болью, учишься выносить её и не загибаться в конвульсиях всякий раз, когда очередной неравнодушный решает выразить своё «сочувствие».
Первый месяц все носились со мной как с писаной торбой, в то время как мне хотелось одного — уснуть и не просыпаться. Родители приехали едва ли не на следующий день после того, как меня выписали из больницы. Разом постаревшие и осунувшиеся. А может быть, это мне только почудилось.
Мама старалась быть оптимистичной и боевой.
— Родите ещё обязательно, — попыталась поддержать меня она, когда я с чего-то вдруг решила поделиться с ней опасениями, что не представляю, как жить дальше. — Раз забеременели, значит, и ещё раз получится…
Волна тёмного гнева вмиг переполнила меня до краёв. Проблема же была не в том, что у нас не получалось зачать, а
Матери я ничего не сказала, лишь, психанув, выскочила в подъезд, где на лестничной клетке неожиданно обнаружился курящий отец. Наш чистенький и надраенный подъезд сроду не сталкивался с таким кощунственным бесчинством. Но отцу было всё равно, и я его прекрасно понимала. В отличие от мамы, он не пытался вести со мной душевных разговоров, он вообще не знал, что делать. Как оказалось, в таких вот ситуациях мужчины в миллион раз беспомощней женщин — нам хоть реветь белугой можно.
Папа окинул меня мрачным взглядом и… протянул пачку с сигаретами.
Так мы и стояли с ним в подъезде и курили, выдыхая облака едкого дыма. Курить я толком не умела, разве что кальян. Поэтому после каждой затяжки заходилась в очередном приступе сдавленного кашля, но… на удивление, от этого становилось легче.
— Ты должна с этим справиться, — в конце концов заявил отец с суровым видом. Я не совсем поняла, что он имел в виду: кашель или мою порушенную жизнь, но головой всё же кивнула.
Илюха всё время был рядом, первые недели не отходя от меня ни на шаг. Наверное, боялся, что я решу что-нибудь с собой сделать. Вдруг выяснилось, что все его заводы, пароходы и газеты (которых у нас не было) вполне могут выстоять и без него. Он держался молодцом, не смотря на свой вечно хмуро-растерянный вид. Впервые его вера в собственное всесилие дала трещину, и всё, что ему оставалось, — это пытаться быть со мной.
Бывали дни, когда его присутствие попросту вымораживало меня. Его забота была почти невыносима. Я чувствовала себя виноватой. Я была виноватой. А его сочувствующий взгляд и вечная поддержка лишь сильнее разжигали мою ненависть к самой себе. Мне хотелось, чтобы на меня орали, чтобы наказали, чтобы… сделали хоть что-нибудь. Но все вокруг лишь жалели меня, пытаясь окутать в один сплошной кокон из ласк и тепла.
И если с родителями я ещё держалась, то Нечаева я натурально изводила, пытаясь вывести хоть на какие-то эмоции, кроме этой приторной заботы. В итоге даже добилась своего, в один прекрасный вечер доведя его до белого каления. Плохо помню, о чём именно мы кричали тогда, но закончилось всё неожиданными признаниями.
Илья вцепился в свою голову, воскликнув в сердцах:
— Что я должен сделать, чтобы ты меня простила?!
Я заторможено моргнула, растерянно приоткрыв рот, плохо понимая, про что он вообще говорит.
— Простила? — повторила за ним.
— Да, я всё понимаю, что такое… не принять.
Тряхнула головой, разом утеряв половину своей злости.
— Ты о чём?
Илюха резко вздёрнул голову, а потом заметался по комнате, с чувством заламывая руки.
— В ту ночь я просто был обязан находится рядом с тобой, никогда не прощу себе тот корпоратив…