Параллельные
Шрифт:
В третью мою ходку по сгребанию травы поймала себя на странном ощущении, будто за мной кто-то наблюдает. Покрутив головой по сторонам, никого не заметила. Но ощущение слежки не уходило. Я настолько увлеклась своей тревогой, что сама не заметила, как сгребла все остатки травы в один стог, получилось прилично. Вытаскивать его за ограду уже не было никакого желания, поэтому… недолго думая, я плюхнулась на импровизированный сеновал и уставилась в небо.
Чье-то пристальное внимание по-прежнему чувствовалось, чужой интерес буквально жёг кожу. Однако опасности он мне не нёс. Прикрыв глаза,
Глава 14.
Илья
Карина сидела в углу дивана, обхватив голые ноги и уткнувшись в колени лицом. Я нервно метался по кабинету, пытаясь совладать с пуговицами на рубашке, которые никак не желали попадать в петли — пальцы слушались плохо.
В голове звенело от пустоты, главным было не смотреть в сторону Карины: пьяный мозг отказывался думать о содеянном. В очередной раз промахнувшись мимо петли, я громко выматерился и рухнул на противоположный край дивана, зарывшись руками в волосы.
— Давай сделаем вид, что ничего не было, — монотонным голосом то ли попросила, то ли потребовала девушка. — Просто не было, и точка.
— Карин…
Без понятия, что я там собирался сказать, но и промолчать как-то не получалось.
— Нет! — вдруг с ноткой истерики крикнула она. — Нет! Ничего не говори. Это неправильно… со всех сторон.
Я кинул на неё вымученный взгляд и отвернулся. Было противно. От самого себя. По мере того как осмысление содеянного накатывало, всё больше хотелось снести себе полголовы, с разгона влетев в стену, останавливало лишь то, что этим ничего не исправить.
Не знаю, сколько мы просидели так в тягостной компании друг друга. Нас снова объединяла ещё одна хренова тайна, хотя сами мы того не желали.
Душу сдавила такая мрачная тяжесть, что разобраться в причинах и мотивах сейчас не стоило даже пытаться, но я с ужасом понимал, что однажды мне придётся протрезветь и столкнуться с суровой реальностью. Где я предал самого дорого мне человека.
Однако реальность оказалась в разы страшнее.
Тишину нарушил Козырев, неожиданно ворвавшийся в мой кабинет. Он понял всё сразу. Лицо его исказилось злой гримасой, а руки сжались в кулаки.
— Кость, давай не сейчас… — начал я, поднимаясь на ноги. Но он не дал договорить, подлетев ко мне, яростно ударил меня куда-то в живот, и я тут же согнулся в три погибели.
Где-то на периферии раздался девичий вскрик.
— Ты оху… — рявкнул надо мной друг. — У тебя там Нина кровью истекает!
Внутри все резануло, и отнюдь не от удара.
***
Костя гнал машину так, что нас едва не сносило с дороги на поворотах. Впрочем, мне было искренне плевать.
Нервно крутил в руках телефон, на который при выезде с территории завода разом прилетела целая куча СМС о пропущенных звонках от любимой женщины. А в голове стучал страшный вердикт, вынесенный голосом лучшего друга: «Нина в реанимации. Детей спасти не удалось».
Он высадил меня у больницы.
— Клянусь, если сделаешь ей ещё хуже,
— Да пошёл ты, — буркнул я, прекрасно сознавая, что, если жена не переживёт эту ночь, я первым просто выброшу себя в окно.
Его машина рвано понеслась дальше — Костя повёз Карину домой. Я бросил на неё прощальный взгляд, — Павлова тихо сидела на заднем сиденье и глотала беззвучные слёзы, — но не почувствовал ровным счётом ничего, ошмётки моей души этой ночью были неспособны на сострадание.
В больнице выслушал длинную речь от врача, судорожно ловя каждое слово и не понимая ровным счётом ничего.
— Мне очень жаль, — подвел он черту под всем этим.
— Я хочу видеть жену.
— Боюсь, что это невозможно, — сочувственно покачал головой Виктор Олегович, — она в реанимации.
— Я хочу. Видеть. Жену, — выдал я, закипая от ненависти и презрения ко всему живому. И даже сделал угрожающий шаг вперёд. Но доктор, к сожалению, не впечатлился, продолжая стоять на своём:
— Ваша жена сейчас в реанимации. Её состояние стабильно тяжёлое. И если вы не хотите навредить ей, то вам нужно подождать хотя бы до утра.
Болезненно скривился, но спорить не стал и, развернувшись на пятках, отправился в больничный санузел.
Здесь царила давящая чистота и белизна. Зачем-то крутанув кран, долго наблюдал за тем, как вода убегает в никуда. А потом меня затошнило, едва успел нырнуть в одну из кабинок. Рвало меня долго, буквально выворачивая наизнанку. Но боли я не чувствовал. Когда последний спазм утих, мне окончательно снесло крышу, я обрушил всё своё отчаяние на стену, раз за разом нанося удары по кафелю, который очень быстро окрасился в цвет моей крови. Хотелось заорать, но из горла доносились лишь сдавленные хрипы. Выдохся я не скоро, спустившись по стене вниз и зайдясь в глухих рыданиях. Вернее, я и не знал, что это они, пока глаза окончательно не заволокло слезами.
Именно таким меня и нашёл Костя, вернувшись в больницу. Опустился рядом со мной на холодную плитку. Был уверен, что сейчас он выскажет мне всё, что думал, но Козырев удивил, положив ладонь на моё плечо:
— Главное, что она жива.
***
С руководством больницы за разнесённый туалет разбирался тоже он. Я вытребовал у медперсонала возможность попасть в душ, где долго до остервенения пытался смыть весь сегодняшний день в канализацию. Костя откуда-то принёс чистый комплект одежды, хотя оба понимали, что «очиститься» я смогу ещё не скоро.
Под утро меня таки пустили в палату к Нине. Её лицо было белым как простыня, а кожа казалась тонкой и прозрачной. Смотреть на неё было страшно, как если бы это могло причинить ей вред.
Долго стоял на коленях, уткнувшись головой в больничную кушетку и вымаливая прощения у жены и… детей, которых больше не было.
***
Воспоминания о той ночи давно превратились в кошмар, который то и дело накрывал меня с головой.
Проснувшись посреди ночи, я сидел в развороченной от моих метаний постели и пытался восстановить дыхание, для внутренней галочки пытался припомнить дыхательные практики, которые так старательно вворачивал мне мой терапевт — не помогло.